Религиозно — философское и общественное течение славянофильства сформировалось в полемике с «западниками», развернувшейся в 40–е годы XIX века и отчасти спровоцированной написанными десятилетием раньше «Философическими письмами» Петра Чаадаева. Славянофилы — Дмитрий Хомяков, Иван и Петр Киреевские, Константин и Иван Аксаковы, Юрий Самарин — отстаивали укорененную в Православии самобытность духовного и общественного уклада России, которой отводили особую роль во всемирной истории. Не соглашаясь со всеобщей обязательностью западноевропейских культурных и политических стандартов, славянофилы, тем не менее, во многом способствовали последовавшей через два десятилетия после начала их движения отмене крепостного права, цензуры, созданию гласного суда.
Впрочем, не политический аспект их деятельности интересовал С. И. Фуделя, как и не специфическая философия славянофильства. Ему была дорога евангельская проповедь, которою славянофилы хотели преобразить все сферы общественной жизни. Они, как и Фудель, были светскими богословами (особенно Хомяков и Самарин), то есть мирянами, глубоко преданными Церкви, но дерзающими без особой санкции церковной власти говорить и писать о Боге. Они, как и Фудель, опирались на наследие святых отцов и многое сделали для того, чтобы познакомить с ним читающее общество. Они, как и Фудель, глубоко страдали от духовного неблагополучия в ограде Церкви и видели ее духовную силу в подвижничестве и молитве, а не в отвлеченном богословии и внешнем благолепии под сенью казенной опеки. Некоторые из них (прежде всего братья Киреевские) прибегали к духовному руководству опытных монахов и были близки к столь дорогой Фуделю Оптиной пустыни. Центром их мировоззрения было учение о церковной соборности, глубоко развитое Хомяковым. Наконец, славянофилы далеко не идеализировали современную им русскую действительность, а потому были на подозрении у правительства. Долгое время многие их труды не могли печататься в России, и основные богословские произведения Хомякова при жизни его распространялись в списках, что было Фуделю так понятно. Основатели славянофильства находились под секретным надзором полиции, а Самарин даже был заключен в Петропавловскую крепость в Петербурге (где впоследствии сидел и Достоевский) — пусть всего на десять дней, но и это как-то сближало его с многолетним узником ГУЛАГа (отметим эту прикосновенность к тюрьме, которой отмечены герои всех главных работ Сергея Фуделя, не исключая, конечно, и мучеников первохристианства, апостола Павла и Господа Иисуса Христа!).
С наследием славянофильства Сергей Фудель был связан и цепью семейных, человеческих отношений. К кругу близких друзей его отца принадлежали племянники Юрия Самарина Федор и Александр, люди глубокой церковности, живые носители славянофильских идей. Федор Дмитриевич Самарин (t 1916) вместе с отцом Иосифом Фуделем, Дурылиным и Флоренским был одним из основателей новоселовского кружка и Братства в честь святителей Московских. Его дочь Мария (t 1976) была женой священника Сергия Мансурова (t 1929), замечательного подвижника и писателя, дружившего с Флоренским и знакомого Сергею Фуделю с юности. На склоне лет Сергей Иосифович писал об этой паре, что, встречая их на московских улицах вдвоем, «глядел и<…>читал жадно, точно открывающуюся для меня книгу о какой-то недостижимой для меня и в то же время вожделенной жизни — света и правды<…>и с тех пор, по всем бесконечным дорогам жизни, я где- то внутри нес в себе и это “видение” — двух, идущих к Богу» [408]. Работая над книгой об отце Павле, Фудель советовался с Марией Федоровной, жившей в Боровске (Калужская область) после ссылки в узбекский городок Бек — Буди.