Сергеев Виктор. Луна за облаком

Подошла очередь Ленчика. Он сказал комиссии, что хотел бы на паровоз, начал врать, как его учил дядя Витя.

— Обязанности знаешь?—спросили его.

— А как же! Соблюдать режим агрегатов...

— Ладно, не гуди. Скажи вот что... Если машинист утратил спо­собность управлять паровозом, что ты сделаешь?

— Остановлю состав: закрою регулятор, а реверс поставлю на центр. О случившемся доложу конвою... Как положено.

Из писем Ленчика Чепезубова Николаю Вылкову:

«Ты скажешь, что я вру, но хоть что думай, а я числюсь здесь помощником машиниста. Попался мне на этапе один добрый стари­кан и обучил меня. И была комиссия, и я прошел по всем статьям, хотя строгого экзамена не было. Тут все же колония, а не железная дорога, и выбор у них не очень-то богатый.

Старикан этот—зовем мы его дядя Витя — поручает мне уголек кидать в топку да следить, чтобы блестело все на паровозе, а так, чтобы какого другого дела, пока не поручал. И живу я ничего. Прав­да, деньги сперли и обхожусь пайкой и баландой. Ты спрашивал, не воруют ли хлеб. Отвечаю, что кровную пайку твою никому нельзя брать. Нельзя ее и проигрывать в карты. Сахар можно за год и за два проиграть. Но кровную пайку ни у кого не трожь, а то убить мо­гут за такую подлость.

Возле нашей зоны большая гора, и в ней, в глубине, камень ценный. Этот камень мы и возим на фабрику с дядей Витей. Там он в дробильных машинах превращается в пыль. Эту пыль промывают на флотационных машинах и то, что там потяжелее, все оседает. Это — металл вольфрам.

А эти дни руду не возили, и я ишачил вместе со всеми на фаб­рике. Приятного мало. Куда ни посмотришь—колючая проволока, собаки близко лают. Не то, что на паровозе... Но зато можно увидеть такое, что ахнешь.

Однажды заключенные украли козла. А было так. Козел этот повадился ходить на фабрику. Ходил там и все чего-то вынюхивал, может быть, жрать хотел, траву какую особую искал. Местные воль- нлшки’, которые ишачат на фабрике, уверяют, что от вольфрама трава что-то получает и растет лучше. Не гнаю, так это или врут, но козла я сам видел. Пришел десятник со склада дровяного и говорит: «Уведем его в зону». А как уведешь? Охрана же кругом. «Это,—го­ворит,— ничего, что охрана, не такие дела делаются. У меня,—гово­рит,— кое-какое барахло завалялось, списанное с лесоповала, и мы этого козла обмундируем, что надо. Не заметят». И все согласились с ним. Приманили козла хлебом в дровяной склад и там обмундиро­вали. А когда вечером в рельсу брякнуло: «Кончай дело, шагай в зону смело», вывели козла дыбком... под передние лапы взяли и в пятерку затулили и держат там. Колонна тронулась, а в воротах счет ведут. Одна пятерка, вторая, третья, четвертая...

«Ну,— думаю,— козел заблеет, забрыкается, не привык все-таки по-человечьи ходить, не из цирка же мы его приняли, не из рук ук- ротителя-дрессировщика». А в колонне тихо. Только зэки шеи тянут, охота козла посмотреть, как он там...

Слышу команда: «Стой!» «Ну,—думаю,—увидели, все». Сзади охранник ругается: «Черт знает, вроде один лишний!» Старший кон­воя не верит, охранник настаивает: «У меня глаз наметанный». Опять пошел пересчет пятками. И, конечно, опять лишний. Мы смеемся^- «Давай в зону! Устали, холодно, кишка на кишку наскакивает! Сколько еще считать? Не бывало еще такого, чтобы в зэки кто доб­ровольно напросился. В зоне разберемся».

И старшему конвоя вся эта волынка тоже надоела. И ему в свою теплую караулку хочется. Да и лишнего зэка быть не должно. Откуда быть? Вот не хватало бы одного, это да... Это бы тревога, переполох. А так что?

И вот представляешь, Колька, довели козла до зоны, хлебом Подкармливали и он ни разу не заблеял, со страху, может быть, оне­мел. Когда своим ходом шел, а когда за копыта брали и поднимали на дыбки.

Один солдат заподозрил, крикнул: «Кого вы там под руки дер­жите?» А ему отвечают, что больной, мол, радикулит у него. Ну и отошел солдат. Не заметил. Темно уж было.

Козла прирезали втихую и до отбоя суп в консервных банках варили, шашлыки жарили. И грудинка фаршированная была, и ром­штекс, и антрекот козлиный. Ты, Колька, не удивляйся. Среди нас кого только нет! У нарядчика Костьки — подручный шеф-повар.

Смеху творилось из-за этого козла! А вот когда вели его в пя­терке, разодетого в длиннополый клифт не по росту, шапке-ушанке, драных ичигах — никто не посмеялся, не пошутил. Дело было серь­езное. И новым сроком кое-кому пахло, и без мяса никак не личило остаться.

Попрошу тебя писать мне чаще. Как вы там живете? Как на стройке? Что у Трубина? А с прошлым я решил «завязать» оконча­тельно. Так ему, Трубину, и передай.

Флора пишет редко. И я ее понимаю. Она не верит, думает, что раз я осужден, то от меня ничего хорошего ждать нельзя. А мне она, Флора, отсюда кажется такой, что... Ну, прямо, богиня.

Вечерами я не пропускаю ни одного кино. Кинобудка у нас в зоне прямо под чистым небом. Мы просмотрим одну часть и бежим греться в бараки. Если фильм в две серии, то смотрим часов до трех ночи. Хоть и промерзнешь до костей, а глядеть надо.