– Само собой. – Ду-Даран подбоченился, прочистил горло кашлем. – Клинок был из Шаймерской пустыни, той, в которую нет хода уже три сотни лет. Старинная вещица принадлежала младшему сыну последнего шаймерского императора. Предыдущий владелец кинжала прятал свое лицо за черным саваном, а когда я спросил, уж не хоронится ли он от правосудия, бедолага открылся. Его тело побила порча и язвы, а фурункулы изъели лицо до кости! – Таремец осенил себя охранным знаком. – Проклятие богов каждому, кто ступит в земли Шаймерии. Несчастного, думается мне, уж давно терзают харсты.
– Участь, достойная каждого мародера, – под тяжелым взглядом Арэна купец скукожился, как змеиная кожа на солнце, и отвернулся к Миаре.
– Не нравится он мне, друг мой, – шепнул молчавший все время разговора Банрут. – Смердит от него.
– Цветочной водой и пудрой, – пошутил Арэн. Он немного попридержал коня.
– Может так случиться, что тот кинжал… – чуть не сказав «у Раша», дасириец прервался, – просто похож на кинжал братьев Послесвета?
– Может случиться все, что угодно богам, – мудро ответил Банрут. Он как будто даже повеселел. – Мы ведь в самом деле не видели кинжал собственными глазами. Миаре и твоему названому брату могло… показаться? Прости, мой друг, что нагнал страху, – врачеватель приложил ладонь к груди, склонил голову.
Арэн лишь кивнул в ответ, замолчал – торговец снова приближался. Часто оборачиваясь, тот почти остановился.
– Господин Шаам, я бы желал говорить с вами, если вы уделите немного своего драгоценного внимания для простого торговца.
Банрут отдал все положенные приличия, назвав свое имя и пожелав купцу удачи и хорошей торговли, затем пришпорил коня, чтобы не мешать.
– Злая судьба распорядилась так, что мой охранник оказался бесполезен. Ни глаз, ни отваги. – Ду-Даран качал головой постоянно, будто его шея недостаточно крепко держалась на хребте. – А после той ужасной кражи мне страшно помыслить, что станет со мной, если подобное повторится. Я всего лишь купец, меня заверили, что западные территории Кельхейма безопасны. Я и помыслить иного не мог. У моей семьи есть личная охрана, вымуштрованная сотня голов! Знай я, как обернется, разве стал бы ехать налегке? До моих земель рукой подать, сразу за Рагойром, через реку, и вот они – земли ду-Даран.
– Хотите нанять охрану? – Арэн оборвал его затянувшийся монолог.
– Мы правильно друг друга поняли, – согласился торговец. – Охрана до столицы. Я не поскуплюсь.
Вот в этом Арэн крепко сомневался. Стоит купцу понять, что в охране больше нет необходимости, сразу начнет юлить и находить лазейки, чтобы остаться при своих. Дасириец ничего не имел против купцов и торговцев, но уважал только тех из них, кто был достоин уважения. От Мдараша ду-Дарана несло привычкой лгать, но никак не честью.
– Мы не местные, почтенный, – сухой вежливостью ответил Арэн. – И я не нанимаюсь в охрану к купцам. К тому же у тебя не хватит золота, чтобы оплатить мои услуги.
– О, я понимаю… – Коротышка закусил губу, явно разрываясь между необходимостью поднять цену и жадностью. – Мы можем обсудить цену, которая заставит почтенного господина изменить решение.
– Сомневаюсь, почтенный.
– Могу я рассчитывать хотя бы на ваше участие в моей несчастной судьбе в случае, если случится… что-нибудь плохое? – Тон ду-Дарана вмиг стал холодным и сдержанным, патока перестала течь с его языка.
Этой перемене дасириец был несказанно рад.
– Я не знаю, что будет с закатом. Как могу что-то обещать?
– Тем не менее, – его слова прозвучали с вызовом, – я намерен держаться вас, господин Шаам. Тут-то вы не можете мне воспрепятствовать.
Он натянул поводья, лошадь заржала, закусив удила, и остановилась.
«Только под одеяло ко мне не лезь», – вертелось у Арэна на языке, но утруждать себя криком он не стал.
Дорога шла дальше. Дасириец пришпорил коня, нагнал сани, на которых сидела Мудрая. Та, полуприкрыв глаза, раскуривала трубку, запах табака горчил пряностями. Но Арэну он странным образом нравился.
Завидев чужестранца, старая северянка поманила его, заставила склониться к ней.
– У меня было видение, – шепнула она. – Заснеженные холмы, белая птица в компании коршуна. Хани жива. И твой друг тоже.
Дасириец тряхнул головой, причесал пятерней топорщившиеся, как солома, волосы. Отчаяние и надежда боролись в его душе – и отчаяние в этот раз отступило. Он от всего сердца поблагодарил Мудрую, а та отмахнулась и выдохнула порцию дыма, ее глаза снова превратились в пару узких щелок.