Впрочем, когда Конни набрался храбрости и таки попросил руки Даны – та ему отказала. Хоть причин и не нашлось: она не была более ничьей невестой. И столь часто потом Лара находила Дану Ордынцеву одну, с затаенной печалью глядящую ввысь, на ласточек, резвящихся над морем, что порой казалось, будто она помнит…
Конни же не терял надежды добиться ее расположения. Ради одной лишь Даны, наверное, он смирил гордость и выпросил у мачехи прощения. Выпросил, чтобы та дала ему второй шанс и заново оплатила учебу в университете. Глядишь, и правда выучится. Человек на многое способен, когда у него появляется цель.
А Митя… Лара нашла его в бухте возле лодочного сарая. Как всегда наклонив голову вбок, он стоял напротив мольберта с портретом, написанным Ларой – портретом Джейкоба. А когда увидел Лару, то как будто смутился и поспешил отойти, приблизился к самой кромке моря.
Она подошла и положила голову ему на плечо. Спросила:
– Как твоя голова?
– Хорошо, – скомкано ответил он, и по голосу его было ясно, что ежели и мучает что-то, то не привычная мигрень.
Лара тогда подняла голову и нашла его глаза. Он признался:
– Меня порой охватывает страх, Лара: что если теперь, когда во мне нет души Ордынцева, я вдруг стану собою прежним? Негодяем Митькой. Что если… – он оглянулся на портрет, – если его жертва была напрасной? Я ведь вместо него как будто теперь живу. Чем я заслужил такую честь?!
Лара обняла его крепче.
– Значит, заслужил, – ответила спокойно. – Я не позволю тебе стать прежним, обещаю. И знаешь, раз ты задаешься теперь такими вопросами – это уже означает, что прежним тебе не быть.
Лара снова нашла его глаза и дождалась, наконец, покуда их тронула ласковая улыбка. Он поверил ей. Или, по крайней мере, захотел поверить. А Лара уютно устроила голову на его груди.
А потом вдруг встрепенулась и спросила:
– Как же ты теперь станешь работать в полиции, ежели потерял свой дар?! – Лара и впрямь испугалась за него.
И тем, наверное, развеселила Митю по-настоящему:
– Как все прочие агенты, вероятно. Как-то же они справляются без волшебного дара? Иногда более чем успешно справляются, прошу заметить. Придется и мне научиться.
Лара улыбнулась – оттого что Митя шутил. Кажется, он делал это впервые на ее памяти. А потом он коротко поцеловал ее в висок и сказал:
– Мне не терпится познакомить тебя с отцом. Он понравится тебе, ей-богу. Необыкновенный человек! Когда… после той ночи я ушел из дома Акулины, то перепугался настолько, что бежал и бежал – как можно дальше отсюда. Решил добраться до Петербурга. А там бродяжничал, конечно… может, и прежнюю бы жизнь начал – уже близок был к этому. А он подобрал меня. Дал кров, выучил. Фамилию его я позже взял сам – по бумагам-то я ему вовсе не сын. Ты ведь уедешь со мною в Петербург?
Митя спросил это, потому как глаза Лары нынче были полны страха – рассеянны.
Он понял ее рассеянность по-своему и спохватился. Полез в карман сюртука и протянул Ларе на ладони кольцо. Необыкновенно красивое кольцо – тонкое и изящное, усыпанное крохотными бриллиантами. Лара даже перепугалась сперва: не вернулся ли Митя к воровским делам? Кольцо это, на ее неискушенный взгляд, едва ли мог позволить себе агент полицейского сыска.
А тот как будто угадал ее мысли и вновь развеселился:
– Да нет же – твоя матушка дала мне его! И строго-настрого наказала, чтобы сватался я к тебе непременно с ним. И чтобы обвенчались мы здесь, в церкви, где тебя крестили. Лара, – Митя легонько коснулся ее подбородка, чтобы заглянуть в глаза, – Лара, это кольцо Николай Ордынцев подарил в честь помолвки твоей матушке. Она сохранила его для тебя. Так ты согласна?
Что могла ответить ему Лара? Она захлебывалась своим счастьем и, вместе с тем, испытывала за него жгучий стыд. И Джейкоб, и Анна Григорьевна… и матушка ранена, и бедная Дана так страдает, и Конни мучается… Как же можно быть счастливой, когда вокруг столько боли и несправедливости?
Или все-таки можно?
Митя понял ее смятение. Надел кольцо ей на палец молча, не требуя ответа. Странное дело – он ведь потерял свой дар слышать ее мысли, а у Лары так вовсе его не было никогда. И, тем не менее, она чувствовала, что они могут разговаривать совсем без слов. Магия да и только. Обыкновенная бытовая магия.
И еще он знал, наверное, как страшно Ларе впервые покидать родные места. Как страшно ехать в чужой холодный Петербург. Страшно – даже с согласия матушки. И все-таки Лара готова была попробовать. Ведь не узнаешь, что скрыто за дверью, покуда не откроешь ее.
К тому же, говорят, в Петербурге тоже есть море.