Сердце ворона

– Не надо. Не плачь – не хочу видеть твои слезы. Все что случится, случится правильно, как надо. Я теперь знаю тебя, Лара, и если для этого нужно было жить, как я жил эти десять лет, а теперь умереть – то пускай. Оно того стоит.

А потом, сдавленно охнув, он начал оседать на пол – как прежде Дана и Джейкоб.

– Держи меня за руку, не отпускай, – сказал он. – Пока держишь – я буду знать, что живой.

– Нет, нет, нет…

Лара сжалась, напряженная как струна – но отпустить не посмела. Будто и впрямь лишь от нее все зависит. Будто и впрямь, если отпустит – он умрет. Обеими руками она держала его сухую жилистую руку и сквозь пелену слез смотрела, как опускаются его веки.

Кричала, корчась в муках, покидая навсегда этот мир, ведьма Мара – но Лара и не слышала того.

Она смотрела, как губы Мити судорожно хватают воздух – а потом… Потом он затих. И с последним вздохом из его разомкнутых губ вырвалась слабая струйка черного дыма.

Лара до сих пор держала его руку – держала бы вечно. И невольно следила, как дым поднимается высоко над ее головой. Смотрела, как искрится и преображается. Не сумела сдержать жалобного всхлипа, как в дыму отчетливо показалось лицо графа Ордынцева. Ее отца. Глаза его нынче были не такими как на старом фото: он смотрел не в холодный объектив – он смотрел на Лару. Он улыбался ей, тосковал с нею, радовался и гордился за нее. А потом дым бережно коснулся Лариной щеки – и рассеялся. Теперь уж навсегда.

Когда же Лара снова наклонилась к Мите, то не смогла сдержать сдавленного крика: как тогда волосы у виска слиплись от бурой крови, а распахнутые глаза бессмысленно смотрели в небо.

– Лара, отойдите…

Это Джейкоб настойчиво взял ее за плечи и пытался увести.

– Нет… – всхлипнула она и крепче стиснула Митину руку. – Нет!

– Отойдите, я помогу!

Не дождавшись ее согласия, Джейкоб все-таки оттеснил Лару, хотя рук их разъединить так и не сумел. Но он сел подле Мити и положил ладонь на его лоб.

– Что вы делаете?.. – похолодела Лара.

– То, что еще тогда следовало сделать. Я ведь и впрямь виноват перед ним. И перед вами.

– Не надо, Джейкоб, не надо…

Она осеклась, когда он поднял на нее взгляд, как будто спрашивая: и впрямь не надо? Договорить Лара не сумела. Каково это решать – кому жить, а кому нет. А Джейкоб все понял по-своему: залихватски улыбнулся ей и даже как будто подмигнул.

– А как же Дана? – еще пыталась вразумить его Лара. – Ведь она… неужто вы не заметили ничего?

– Это все колдовство, – перебил он, – происки Мары. Следствие того, что она сплела наши души и волосы. Уверяю, Дана и думать обо мне забудет, когда очнется.

– Я не забуду…

– Забудете, – пообещал Джейкоб.

Лара не посмела больше ничего сказать. Сжимая руку Мити, во все глаза она смотрела – не иначе как сама жизнь голубыми всполохами света перетекала от одного мужчине другому.

…А потом, растратив последнюю каплю жизни, Джейкоб улыбнулся ей тускло, в самый последний раз – и исчез. Растворился. И только золотая пыльца искрилась в пасмурном небе над Лариной головой. Она оседала, ласково щекоча ее лицо, оставаясь на ресницах и волосах, иссушая Ларины слезы.

Все еще глядя вверх, в небо, Лара почувствовала, как ладонь Мити слабо сжала ее руку.

Эпилог

Вечер подступил незаметно.

Дана, слава богу, понемногу приходила в себя. Лара заглянула к ней лишь раз – удостоверилась, что все хорошо, а потом поспешила к матушке. Одна, без Мити. Слишком о многом хотелось сказать, расспросить, покаяться за дурной, бесчеловечный поступок, когда сбежала. Лара ненавидела себя прежнюю. Не верила, что виною тому поведению был лишь медальон. Видно, и впрямь было что-то в ней самой, что-то темное – раз Мара едва не одержала победу.

Кто знает, быть может, проявилось это темное куда раньше – если бы не мама-Юля. Матушка.

– Не любила я, когда ты меня мамой звала, всякий раз тогда вспоминала, кто настоящая твоя мать. Смотрела тебе в глаза – а видела ее.

Матушка плотнее сжала губы – но лишь для того, чтоб не было видно, как они дрожат.

– А нынче, – договорила она, – когда ты мне фотокарточку эту показала, обозлилась… до красной пелены перед глазами обозлилась, что ты не меня мамою назвала, а эту…

Лара не позволила ей закончить – бросилась ей на шею и обняла крепко. Всем сердцем хотела, чтобы и матушка, и сама Лара забыли бы все, что произошло за этот бесконечный день.

Лара многое теперь видела иначе. И знала многое, чего знать была не должна. Лара знала, что Мара заняла тело несчастной Анны Григорьевны давно, еще в Тихоморске – в попытках ближе подобраться к Стаховскому. И там же, в гостинице, случайно увидела Александра Наумовича, так похожего на ее возлюбленного. За ним-то и поехала в «Ласточку». А позже, чтобы вызвать его жалость и иметь повод остановиться в усадьбе – жестоко столкнула актрису Щукину в море.

Останутся ли после всего прочего Ордынцевы, отец и дочь, в усадьбе? Наверное. Те, кто присматривают за порядком, позаботились, стерев болезненные воспоминания…

Исчез не только сам Джейкоб Харди, исчезли и воспоминания о нем – он не обманул.