Сердце степи. Полёт над степью

- У тебя с ней счёты? - спросил Руан, внимательно вглядываясь в лицо Тагата.

- Как оказалось, серьёзные, - хмыкнул Тагат. - Не у меня одного. Бешеная волчица, которая кусала свою стаю, осталась без волка. Долго ли она продержится?

Руан нахмурился. Тагат выглядел беззаботным. Чересчур беззаботным. Внешне он был почти противоположностью Аслэга, мрачного, неулыбчивого, но в лице его была какая-то едва уловимая жестокость, которая сквозила даже в улыбке. Камайя писала, что Вайшо назвал его псом, и Руан, приглядываясь, вынужден был согласиться с прилизанным: Тагат действительно походил на сторожевого пса, который ласково лижет руку хозяина, но в любой момент готов показать клыки тому, кто сделал неосторожное движение рядом с ним.

- Камайя называла её змеёй.

- Не дворец, а зверинец. - Тагат посмеивался. - Кого только не встретишь. Госпожу Камайю она, к счастью, отравить не успела. Аслэг бы наломал дров. Руан, ты чем её таким намазал? Он от неё оторваться не может.

Руан наморщился, потом расхохотался.

- Ты не робкого десятка. Позволять себе такие речи об Ул-хасе и Улхасум…

- Я ещё не осознал. Отец Тан Дан непредсказуем в решениях своих. Ты пойдёшь смотреть на казнь Накара? - неожиданно спросил он. - Я побеседовал с ним утром. Не вижу смысла кормить братоубийцу за счёт невинных людей.

Руан покачал головой.

- С меня хватит погребения. Здесь, в степи, особенно остро чувствуешь конечность бытия.

- Жаль, не все так чувствительны, - ухмыльнулся Тагат, вынуждая Руана вновь внимательно всмотреться в его раскосые глаза. - Некоторые живут так, будто они бессмертны.

Руан прищурился. Тагат глянул на него искоса и улыбнулся, и улыбка эта Руану очень не понравилась.

- Ты же не устроишь самосуд? - уточнил он. - Тагат?

- Ну как я могу, - хмыкнул Тагат. - Кто я такой, чтобы решать в таких делах?

Оставшееся до города расстояние они прошли молча. Тагат то щурился, то едва заметно ухмылялся, а Руан смотрел, как его меховые сапоги оставляют едва заметные мимолётные следы на белых страницах вечной, бескрайней степи.

37. Кам.Широкая кровать

Пылающий в очаге огонь начинал покусывать ладони. Камайя погрела пальцы ещё немного, вернулась в кресло, накрылась большим меховым покрывалом и взяла со стола керме. Он полностью поспел, и сок стекал на подставленную ладонь, а по спине и рукам бежали мурашки от его аромата.

Вечер приблизился незаметно. Десмаат сказала, что поминальный обряд, представляющий из себя сидение у огня в домовине, длится до наступления сумерек, и вот сумерки наступили, но Аслэг не приходил. Тулым, правда, зашла ненадолго отчитаться по поводу Иймэт, да Тинхэн робкой нахохлившейся птицей посидела немного в кресле, невпопад что-то говоря о полнолунии, гаданиях и поминальных лепёшках, но в остальном день прошёл спокойно и одиноко. Запахи мёрзлой земли и брёвен отпечатались в памяти, сплетаясь с песней-плачем, улыбка Гатэ стояла перед глазами, и нестерпимо хотелось уткнуться в шею Аслэгу и посидеть так, пока он ласково гладит по голове.

- Госпожа…

Камайя вскочила и бросилась к двери, но остановилась. Чимре стоял, с лёгким недоумением глядя на неё.

- Госпожа так рада меня видеть? - спросил он, оглядывая комнату. - Или она ждала не меня?

- Проходи, - вздохнула Камайя. - Как ты?

- Хочу съездить попрощаться вечером. - Чимре вздохнул. - Отнести горшочек поминальной каши. Посидеть рядом… Мать Даыл, невыносимо…

Он закрыл лицо руками и сидел, вздрагивая. Камайя встала рядом и гладила его тёмные волосы, собранные ниже затылка в тугую косу.

- Как девчонка плачу, - сказал Чимре сквозь зубы. - Прости, Камайя.

- Горевать не стыдно. Хочешь керме? Аслэг сказал, скоро ещё привезут.

- Не хочу. Он их любит. Это последние будут в этом году. - Чимре всхлипнул и вытер нос рукавом. - Йерин любит дыни. А Гатэ любила ягоды нимэк. Камайя, о тебе ходят такие слухи...

- Госпожа, улсум идёт, - проговорила Вирсат, приоткрыв дверь.

Чимре вскочил, растирая слёзы по лицу, и заметался. Занавески тут были куда проще, чем те, в которых ему доводилось прятаться в покоях Гатэ, и он схватил Камайю за рукав.

- Умоляю… Спрячь!

- Ты чего боишься?

- Расскажет кому… Высекут…

- Она не расскажет…

Дверь приоткрылась, и Чимре в одно движение кинулся к кровати и закатился под неё, пнув наружу пустой ночной горшок. Камайя покачала головой и повернулась к Туруд, которая обеспокоенно оглядывалась, ожидая, пока закроется дверь.

- Госпожа, я хотела предупредить. Девушки-прачки сказали мне, что Йерин сегодня заходила к ним и справлялась насчёт твоего нижнего платья и простыней. Ну, ты понимаешь. Она подозревает, что ты носишь дитя.

- Она обсчиталась… Погоди. Йерин интересуется… Какого чёрта? - взвилась Камайя. - Что за дела?

- Госпожа, я лишь передаю то, что знаю сама.

- Ладно. Я поняла. - Ярость обожгла щёки и уши и остудила губы. - Поняла.