Я просто сука, которая всегда умела идти по головам. Я — та самая Полина, которая забрала жениха у сестры, и нет смысла притворяться славной хорошей девочкой. Я та самая бессердечная тварь, сыгравшая на том, что Ира не может забеременеть, чтобы предложить себя в качестве замены. И нет никакого смысла в том, чтобы стряхивать пылинку с белого пальто, когда оно все покрыто тонким слоем моей личной грязи.
Славная хорошая девочка упала бы на колени перед этой умницей-помощницей, пролила бы океан слез, воззвала к состраданию, сказала о неземной любви.
Но я — маленькая грязная Полина.
— Либо ты скажешь мне все, что знаешь, либо я сделаю так, что завтра тебя найдут в подворотне, оттраханную дикими кобелями, с маникюром, над которым усердно поработают желтые крысиные зубы.
Она вздрагивает и пятится, но упирается ногами в диван и по инерции садится.
— А когда ты придешь в себя, Марина, поверь, ты проклянешь сегодняшний день и эту самую минуту, когда изображала принципиальную умницу. И советую засунуть куда подальше мысли о том, что я шучу и блефую, потому что я не шучу и не блефую. Я беспринципная жена миллионера, если вдруг ты забыла, которая родила ему наследника, и которой он поверит охотнее, чем… ммм… корыстной секретарше, которая вымогала у меня деньги в обмен на «какую-то важную информацию его связи на стороне», пользуясь тем, что я так уязвима в послеродовой депрессии.
Она уже меня ненавидит.
Плевать. Искренне, от всей души — плевать. Главное, что через полчаса я знаю все, в том числе и о клинике, куда Адам безрезультатно пытается попасть уже второй раз. Ведь первый раз он пропустил, чтобы быть рядом со мной.
Вот так все просто в его системе координат: положить свой шанс на алтарь моих паники и одиночества. Бросить все, чтобы сесть в самолет, вернуться ко мне, взять за руку и сказать: «Все будет хорошо, Полина, я здесь».
— Все будет хорошо, Адам, — говорю его несуществующему отражению в зеркало заднего вида. Целую кончики пальцев и прикладываю к его губам на прохладной стеклянной поверхности. — Все будет хорошо.
Я повторяю эти слова как волшебное заклинание, как мантру. Леплю тысячи бумажных журавликов и сбиваюсь со счета уже на третьем десятке. Неважно, я просто буду их повторять, и это сработает.
Телефон звонит, когда я сворачиваю на дорогу к дому. На экране имя «Глеб» — и я облизываю пересохшие от паники губы. Он каждый день пишет мне, находит тысячу поводов, чтобы дать о себе знать, шлет фотографии и аудиозаписи студийных записей. Хвастается, что дела идут как никогда хорошо. Целый месяц, каждый день, минимум — трижды за двадцать четыре часа. При том, что я не отвечаю ни на одно сообщение. Иногда я удаляю их, не читая, иногда, когда на улице середина ночи и мне хочется выть от тоски, я перечитываю сразу все за несколько дней. Легче не становится, но мне нужен кусок той жизни, в которой все было намного проще. Это как будто надеть проверенные временем туфли на важное собеседование: не так эффектно, как сногсшибательная шпилька, но не натирают, не жмут и дают ощущение чего-то знакомого в незнакомой обстановке.
Глеб — мои старые туфли. Наверное, пришло время сложить их в коробку и вынести из своей новой жизни. Даже если я потеряю единственного собеседника, который у меня есть.
— Полина? — Он, кажется, вообще не ожидал, что я отвечу, хоть это был третий звонок подряд.
— Глеб, остановись, — прошу я.
Не хочу с ним разговаривать больше, чем пару минут. Я не знаю, какой у него ко мне интерес. Разве что Глеб до такой степени наивен, что думает, будто я могу уйти к нему от мужа и прихватить половину денег Адама. Это нонсенс, конечно же, потому что из дома Адама я смогу уйти ровно с тем же, с чем и пришла.
Мысли об уходе заставляют поморщиться от сухости во рту. Я никогда не думала о том, что может наступить день, когда Адам захочет… другую женщину. Какую-то славную милую блондинку или брюнетку, которая будет ловить каждое его слово и дарить себя на блюдечке с золотой каемочкой. Я никогда не представляла свое будущее за пределами нашего дома.
Беззвучно вздыхаю и исправляю собственные мысли.
Его дома.
— Пчелка, клянусь, я не имею к этому отношения! — очень быстро говорит Глеб. — Это и не в моих интересах тоже! У меня новый виток, взлет. Фанатки, фан-клубы. Агент мне чуть голову не открутила, когда…
— Глеб! — рявкаю я, чтобы прервать его словесное недержание. — О чем ты говоришь? Я за рулем, так что не тяни кота за хвост.
— Ты ничего не знаешь? — снова очень удивляется он.
Слава богу я притормаживаю на перекрестке и жду, пока светофор даст зеленый свет.
Спокойно, Полина, вдох-выдох. Это ведь Глеб — он всегда говорит тонну всякой ерунды, прежде чем вскрыть суть. Раньше я боялась его останавливать, чтобы не обидеть. Раньше я тряслась над нашими отношениями, как ненормальная, а теперь ясно вижу, что в нашей паре меня одну волновало их будущее. Я была удобным перевалочным пунктом. Ну а раз я давно остыла, то нет смысла церемонится.
— Избавь меня от своего желания потрепаться, Глеб. Что случилось?