Сердце искателя приключений

Здесь возникает опасность, но тот, кто любит опасность, любит и опасные ответы. И чем острее вопрос, тем острее будет ответ. Свет более заметен ночью, нежели днем. Кто почувствовал вкус сомнения, тот обречен на то, чтобы отправиться на поиски удивительного не по эту, а по ту сторону ясности. Кто хоть раз усомнился, тот должен сомневаться сильнее, если не хочет отчаяться. Что ты разглядел в бесконечном, некое число или некий знак? Этого вопроса достаточно, чтобы в ответе на него обнаружился тот или иной склад ума. Но каждый должен занять свою позицию, чтобы в принципе суметь дать ответ. Счастлив тот простак, что не знает запутанных тропинок сомнения, но какое же это упоение идти по самому краю бездны!

Тем не менее в какой-то момент я не удивился, узнав, что черты лунного человека были сложены игрой светотени равнин и кратеров, пыльных морей и потоками застывшей лавы. Я вспоминаю странное признание Свидригайлова, когда он высказывает подозрение, что вечность – это всего одна пустая комнатка с белыми стенами, и по всем углам черные пауки. Ты туда входишь, и вот и вся вечность.

Да, а почему бы и нет? Мы дышим и не замечаем воздуха. Так и тот не замечает потустороннего, потому что для него и так вся жизнь – сплошь привидения.

Значит, нам нужна новая топография.

4

Коловорот мыслит иначе, чем клещи, захватывающие последовательно то одну точку, то другую. Сверло рассверливает материал вращательным движением, но в каждой из множества точек, которые проходит спираль, острию сверла придается усилие и направление[1]. Это отношение между случайным и необходимым, которые не только не исключают друг друга, но взаимно обусловлены, в равной степени присуще понятиям и образам того языка, который претендует на предельную возможность понимания. Каждое слово в нем поворачивается на своей бессловесной оси. Это язык моей мечты, он должен быть предельно ясным и в то же время темным, как выражение некоего высшего одиночества, ведь только так человек делается способным к высшей любви. Существуют кристаллы, способные преломлять свет только в одном направлении.

Но разве ты сам не мастер искусно загадывать загадки? Загадки, где сообщению подлежит только сам вопрос, а не его решение. Так охотник умело расставляет силки, но не в силах загнать в них дичь. Стало быть, важно увидеть не решение, а саму загадку.

5

Ты наблюдал за людской жизнью в местах, где темный лес уступает место садам, где разноцветные лампионы бросают вкруг себя мягкие лучи света, где слышна волшебная музыка. Ты видел влюбленные пары, молча удаляющиеся в темноте; твой свет ложился на их лица, похожие на бледные маски, тогда как от вожделения у них перехватывало дыхание, а тела сковывал страх. Ты видел пьяницу, бредущего напролом через заросли кустарника.

Твой крупный диск поднимался над тростниковой крышей дома возле реки в ту июньскую ночь, когда один из твоих учеников заключил с тобою тесный союз. На утрамбованном полу гумна стоял празднично накрытый стол. Оружие и доспехи висели на стенах, убранных еловыми ветвями, поблескивая в табачном дыму. Где та юность, что вскоре так беспечно сломала печать смертной тайны и узнала заранее уготованные для нее тяжкие испытания? Она была здесь, она здесь осталась. Помнишь первое опьянение, что заставляет сердце биться, как парус под ветром? Помнишь первое погружение в бездну, на дне которой природные духи излучают первозданную мощь? Тогда ты его полюбил. Разве можно не любить цветок, что расцвел, скрытый от глаз в полной глуши? Помнишь час переполняющего избытка, когда мы вырываемся на простор, покидая проторенные пути привычного? Только так учатся летать, и лишь в сомнении заложена высшая цель.

Я вижу его так, как будто это происходит сейчас, ведь память неподвластна неумолимым законам времен. В тот миг, когда огонь вина испепеляет годовые кольца, образовавшиеся вокруг этого диковинного сердца, мы понимаем, что в сути не изменились. О память, ключ к сокровенному гештальту человеческого опыта! Я убежден, что ты сродни темному, горькому, пьянящему вину смерти как последний решающий триумф бытия над существованием. Привет вам, горемычные гуляки! Пейте до дна за свое здоровье! Кто мы такие, как не свои собственные зеркальные отражения? А там, где мы сидим вдвоем – я и мой зеркальный двойник, всегда есть третий – Бог.