— Очень хорошо встретили! Только поначалу работников наградного отдела моя красноармейская книжка смутила. В ней фотография 1941 года была вклеена. Худой я на ней! Сам на себя не похожий. «И вы с этой книжкой, — удивляется беседовавший со мной сотрудник отдела, — приехали звание Героя Советского Союза получать?» А другой-то нет. Ну, вернули мне ее и объясняют: 5 июня вам надлежит прибыть в бюро пропусков возле Спасской башни. Там для вас заготовят пропуск в Кремль. Пришел я 5 июня — считай, через месяц после Победы, получил пропуск, и в десять утра нас, ожидавших награждения, пригласили в Октябрьский зал Кремля. Со мной, кстати, в этот день награду получал трижды Герой Советского Союза летчик Покрышкин. Какой-то высокий орден ему вручали. Уж не помню, какой конкретно.
— Сам Михаил Калинин награды вручал?
— Калинин болел. На награждение вышли секретарь Президиума Верховного Совета Горкин и председатель Президиума Верховного Совета Карело-Финской ССР Куусинен. Он как раз и прикалывал мне на грудь Золотую Звезду и орден Ленина.
— Вы волновались?
— Волновался!
— А чего вам, фронтовику, было волноваться?
— Как чего, — смеется генерал. — Очень уж торжественно все было. Кстати, после того, как зачитали указ о присвоении мне звания Героя, Куусинену поднесли наградную грамоту в твердой обложке, на которой были сложены Золотая Звезда, орден Ленина и две медали «За отвагу». Меня ими наградили в 43-м и в 44-м годах, но вручить не успели.
— Насколько я знаю, Николай Гаврилович, за награды в те годы полагалось денежное вознаграждение.
— Полагалось: 25 рублей в месяц — за Звезду, 25 — за орден Ленина и по десять рублей — за медали «За отвагу». Так что в общей сложности я ежемесячно получал 70 рублей.
— Что на них купить можно было?
— Хорошие кожаные туфли фабрики «Скороход», например.
— Вернувшись в училище, на занятия со Звездой Героя ходили?
— Конечно.
— Вам завидовали?
— Как я могу сказать… В общем-то, не чувствовал зависти.
— Вы были единственным Героем Советского Союза?
— Сначала да. Потом прибыли разведчик из нашей бригады Вася Демченко и киевлянин Леша Сахорский — и в училище стало трое Героев.
— А теперь давайте о фронте вспомним: когда вас в действующую армию призвали?
— В 1942 году, после окончания курсов шоферов. Но шофером служил я недолго: сначала командир минометной роты поставил меня наводчиком 82-миллиметрового миномета, затем — командиром минометного расчета, а при форсировании Буга, после чего и последовало представление меня к званию Героя, я уже исполнял обязанности командира взвода.
— Я читал, что именно вы первым переправились через Буг.
— Да. С группой из пятнадцати бойцов.
— Ночью переправлялись?
— Ночью. А утром нас засекли немцы и на берегу завязался бой. Начальный его период очень жарким был. Доходило и до рукопашной.
— Прямо дрались?
— И такое было. Я одному немцу дал по морде. Он потянулся к поясу, я и подумал, что за пистолетом тянется. И приложился. А его ранило и он, оказывается, просил, чтобы его перевязали. Немец перевязочный пакет хотел достать.
— А вы его по морде!
— Ну да, — смеется Николай Гаврилович. — Я ж не сразу понял, что ему надо.
— А когда поняли, перевязали?
— Перевязал! И стали мы дальше продвигаться — вглубь берега. Преследовали откатывавшихся немцев, которые не могли поверить, что их бойцы Красной Армии атаковали. Фашисты были убеждены, что бой завязали партизаны, а Красная Армия еще далеко от Буга.
— Получается, вы оказались на острие удара целого фронта!
— Получается так.
— Большие потери ваша группа понесла?
— Потеряли одного человека: из окна штаба, к которому мы подобрались, немец почти в упор выстрелил.
— Ваши решительные действия сразу были отмечены командованием?
— Сразу. После боя приехал командир бригады, построил, поздравил. Хотя никто из нас тогда не думал о геройстве. Обычную работу выполняли: захватив плацдарм, обеспечили переправу через Буг всей бригады. А вскоре и к Днестру вышли. Помню, дождь проливной лил. А тут приезжает начальник политотдела бригады и кричит: «Лобачев! Кто Лобачев?» Я отозвался. «Наградные документы на тебя, — заявляет прибывший комиссар, — лично Конев подписал».
— Это был…
— Март 1944 года.
— Вам было страшно на войне, Николай Гаврилович?
— Конечно, боялись. Психическое напряжение сильное ощущалось. В окопе, правда, спокойнее себя чувствовали. А как оторвешься от окопа, закричишь «Ура! Ребята, за мной!»…
Собеседник прерывает рассказ и вытирает глаза. Я понимаю, что он снова там, на войне. И не может высказать словами свое состояние. «Пора заканчивать беседу», — мелькает мысль, и я задаю последний вопрос:
— Вы всегда верили в победу?
— С первого дня войны верил! — решительно отвечает Герой. — Ни на единый момент не усомнился!
2005