Из немецкого плена Яков вернулся возмужавшим. Еще бы: в восемнадцать лет он уже имел конкретное представление о войне. На себе ее испытал, если можно так выразиться. И испытания эти, как оказалось, далеко не закончились. Через какое-то время оккупировавшие село фашисты всю местную молодежь, включая и Якова, надумали отправить на принудительные, как тогда говорили, работы в Германию.
И Яков снова сбежал от немцев! Когда эшелон с угнанной одесской молодежью катился, постукивая колесами на стыках рельсов, по Румынии, он ночью проделал дырку в полу вагона и выбрался на ходу через нее на волю. А потом, дойдя до ближайшей реки, переправился через нее на снопах, найденных в поле.
По воспоминаниям его сестры, во второй раз на фронт Яков ушел вместе с частями Красной Армии, освободившими Одесскую область и продолжавшими решительно теснить немцев.
Я читал фронтовые письма Якова домой. Солдатских треугольничков [с пометкой «просмотрено цензурой»] в семье Юрия Чекальского хранится немного. Они лаконичны, как лаконична молитва, но каждое слово этих писем пронзает сердце, как пронзают сердце скупые слова молитвы. «Привет из Венгрии, — писал Яков 22 октября 1944 года. — В первых строчках сообщаю, что я жив и здоров, чего и в вашей жизни желаю. Мама, я сейчас пошел на повышение. Я сейчас командир взвода. Так что мне хорошо. Я был в тылу немцев за 50 километров [от линии фронта, — авт.]. Давал им жизни! Так, как партизаны на Украине. И поэтому долго не получал писем. Напишите, как вы живете. Пока до свидания. Ваш сын Яша».
Я переворачиваю письмо, чтобы выяснить, из какой воинской части оно отправлено, но на обороте нахожу только надпись от руки: «Полевая почта 66510Ф», и штампик, дублирующий ее — «Полевая почта СССР».
Следующее письмо с фронта было отправлено 3 ноября 1944 года. И вновь в нем повторяется пожелание «всего наилучшего мамочке, Мане и Оле» [Маня и Оля — сестры Якова, — авт.]. Далее Яков снова объясняет, как ему живется: «Мне очень хорошо», — подчеркивает он. И, развивая тему о том, что такое хорошая жизнь фронтовика, бесхитростно добавляет: «Врага мы бьем в его собственной берлоге. Так что ему не сегодня, так завтра смерть предстоит». Далее в письме несколько слов размыты. Возможно, от слез. А чуть ниже взгляд выхватывает просьбу Якова: «Мама, напишите мне, кто у нас голова колхоза и кто голова сельсовета. Если они плохо к вам относятся, я им напишу через совет армейский» [имелся в виду, видимо, военный совет армии, — авт.]. Далее текст частично расплылся. Я улавливаю только смысл: Яков интересуется, есть ли в семье хлеб.
На обратной стороне послания боец продолжает выяснять: «Как вообще вы живете, имеете ли, чем топить печь, выдали ли вам соломы? Если не выдали, так выдадут. Я напишу председателю колхоза по-своему».
Удивительными все же людьми были солдаты Великой Отечественной! Тот же Яков Квасницкий. Находясь, как сам заявляет, в «берлоге врага», домой пишет, что живет «очень хорошо». И обещает «по-своему» разобраться с председателем колхоза, если он не выдал соломы маме и сестренкам.
Больше писем с фронта от Якова не поступало. Пришло только извещение [жене] о его гибели, которое я уже цитировал. Ну а вернувшийся в село из госпиталя, где лечился после тяжелого ранения, однополчанин Якова Петр Янишевский, рассказал, как погиб земляк.
Его группу — на следующий день после взятия советскими войсками города Мишкольца, обстреляли из подвала одного из домов фашисты, не сложившие оружия. По воспоминаниям сестры Якова, прожил Петр недолго: умер через год после войны. Поэтому сегодня не у кого уточнить, где конкретно, в какой воинской части служил Яков и что с ним случилось на следующий день после того, как наши войска освободили венгерский город Мишкольц. Неужели и правда его убили затаившиеся в подвале фашисты?
Чтобы выяснить это, я сделал запрос в Центральный архив Министерства обороны России: проходит ли по базе данных ЦАМО уроженец Одесской области Квасницкий Яков Павлович. «Да, проходит», — был дан мне ответ. Последнее место его службы — 163-я стрелковая дивизия. Звание — старший сержант. А вот вместо названия военкомата, призвавшего Якова на фронт, в ответе значилось следующее: «Передовые части Красной Армии». Выходит, память не подвела сестру Якова, которая утверждала, что вторично на войну брат ушел сразу же после освобождения Одесской области — с наступавшими войсками.