Сердца в строю

До района было километров пятнадцать, но дошли быстро, часа за два. Щербатый сердито торопил Анну, видно, и впрямь боялся опоздать к обеду. Долговязый все так же сопел, путался в шинели явно с чужого плеча, и длинные руки его болтались не в такт шагам.

Районный городишко показался Анне вымершим. Изредка проедет автомашина, простучит смерзшимися сапогами солдат, стороной пугливо прошмыгнет закутанная платком баба — и снова пусто. Полицаи отвели арестованных в дом райпотребсоюза, где теперь помещалась полиция. Пришлось долго сидеть в темном коридоре, сыром и холодном. Пахло казармой, ваксой и еще чем-то кислым. Наконец дверь приоткрылась, раздался скрипучий голос:

— Давай!

Анна с опаской переступила порог. Комната была большая, просторная, с высоким потолком. Но от решеток, схвативших окна, от тусклой масляной краски, которой выкрашены стены, от неприятного запаха в ней было душно. Прямо против двери стоял письменный стол, в углу возвышался железный шкаф с большим висячим, как на дверях лабаза, замком.

В кресле за столом сидел Свербицкий в новом сером костюме и ярком галстуке. Увидев Свербицкого, Анна невольно вздрогнула. Светланка почувствовала это и крепче обхватила шею матери. Свербицкий привстал и не без галантности указал на стул:

— Прошу присаживаться!

Улыбка проползла по его бесцветным губам, но маленькие глазки из-под набухших век смотрели пытливо.

— Присаживайтесь! — повторил он и откинулся на спинку кресла. Анна села на край стула, замерла, не спуская Светланку с рук. Юрик стоял рядом с матерью, исподлобья поглядывая на Свербицкого.

— Прошу прощения, как фамилия, имя, отчество? — вкрадчиво начал Свербицкий и заглянул в лежащую перед ним бумажку.

— Верховцева, Анна Ивановна.

— Так-с! Род занятий супруга?

— Военный он…

— Военный? Очень хорошо! — и Свербицкий почти дружески взглянул на Анну. — А точнее: командир?

— Командир, — кивнула она головой.

Свербицкий встал, прошелся по комнате, поскрипывая новыми оранжевыми ботинками. Все тем же добродушным тоном проговорил:

— Очень хорошо!

Потом неожиданно подойдя почти вплотную, чуть слышно прошептал:

— С немецкой армией сражается?

Анна тоскливо глянула в окно. Разделенное решеткой на квадраты, высилось ясное холодное небо. Если бы она знала, что Алексей жив, ей легче было бы сейчас смотреть в эти маленькие, жалящие глаза.

— В Красной Армии, так, что ли? — допытывался Свербицкий.

— Да! — вздохнула Анна.

Свербицкий сел.

— Так-с! — протянул он. — А вы здесь пережидаете… Укрываетесь. Как говорил поэт: «Уйти б туда, где неба ширь, в тот золотой и белый монастырь». — И неожиданно засмеялся по-стариковски незлобиво. Анна невольно оглянулась на дверь и только теперь заметила, что она обита листовым железом, как в мясных магазинах обивают прилавки. Свербицкий перехватил ее взгляд.

— Не беспокойтесь. Никто вас не обидит, не тронет. Если, конечно, за вами нет вины. А ведь за вами никакой вины нет, не правда ли?

Анна молчала. В чем ее вина? В том, что она ненавидит этого страшного человека, в том, что она ждет, верит — наступит день победы, вернутся свои, родные люди.

Свербицкий снова встал и прошелся по комнате. Только теперь Анна увидела, какой он старый, дряхлый, как подрагивают его колени при ходьбе. Пестрый галстук еще больше подчеркивал его старость.

— Не буду скрывать, я интересовался вашим поведением, вашими знакомствами, высказываниями. Должен признаться, резко вы изволите порой говорить, весьма резко. О победоносной немецкой армии высказываетесь в прискорбных выражениях и вообще…

Свербицкий замолчал, справляясь с охватившим его раздражением.

— Откровенно говоря, — снова начал он, — за одно это вас надо было бы наказать. Сурово наказать. Но мы не так жестоки, как говорят о нас недруги. Немецкая армия, слава богу, побеждает. Скоро мы погоним большевиков за Урал, в тайгу, к черту на кулички. Вот почему мы имеем право на милосердие. Помните слова поэта: «Как друга, целовать врага!» Да, да, как друга!

Анна плохо понимала, что говорит Свербицкий. Она лишь крепче прижимала к себе Светланку. Но Юрик слушал внимательно. И неожиданно проговорил громко, звонко:

— Врете. Вы предатель — вот кто вы!

Анна с ужасом вскочила, пытаясь зажать рот сыну. Отстранив руку матери, Юрик уже спокойно сказал:

— Не надо, мама. Я не буду больше.

Свербицкий, прищурясь, посмотрел на мальчика, с усмешкой покачал головой:

— Вот и высказался большевичок. Очень приятно. Ценю детскую непосредственность.

— Дочь у меня больна, — едва сдерживаясь, чтобы не заплакать, прошептала Анна. — Доктора бы…

— Ай-ай-ай! — заохал Свербицкий. — Какая неприятность. Поможем, поможем. Доктора у нас есть. Хорошие доктора. Вот только договориться нам нужно насчет одного дела. — И Свербицкий, помолчав, продолжал доверительно: — Помните, в Беленце Захар жил. Дезертир. Зятьком его еще прозвали…

Началось то, чего Анна так боялась. А Свербицкий говорил все так же дружелюбно, только глаза из-под опухших старческих век сверлили буравчиками.

— Так вот хотелось бы мне повидаться с Захаром… побеседовать.