Сердца в строю

— Первая неудача, первая ошибка — и в кусты. И хотите, чтобы мы тоже оказались маловерами и сказали: «Ах, у него нет выдержки! Ах, у него нет силы воли!» Стыдитесь, лейтенант!

Бочаров, сидевший молча, почувствовал, что пора вступить в разговор.

— Плохо решили, товарищ Верховцев. Много труда, таланта, знаний, времени затрачено на то, чтобы сделать вас тем, кем вы являетесь: советским офицером. И что же теперь? Перечеркнуть весь труд, поставить на вас крест? Не так учит нас партия беречь кадры.

Юрий стоит вытянувшись, руки по швам.

Прав полковник Орлов. Справедливы его резкие прямые слова. Прав и полковник Бочаров. Но в комнате присутствует еще один командир. Он смотрит со стены. И он на стороне Орлова и Бочарова. Те же слова сказал бы и он ему…

Орлов перехватил взгляд Юрия, устремленный на фотографию на стене. Что-то дрогнуло в сердце, заговорил спокойней:

— У вас должна быть душа бойца, а не мягкотелого хлюпика. Завтра на вас будет наложено суровое служебное взыскание. Всей последующей работой вы должны доказать, что допущенная ошибка — случайность, что она никогда не повторится.

Долгая пауза.

— Можем мы этому верить? Мы все? — словно и за того, третьего, спрашивает Орлов.

Три офицера, три полковника, три самых близких человека смотрят на него строго, ждут. Юрий проговорил глухо:

— Даю слово советского офицера!

Орлов заговорил другим тоном:

— Там, за стеной, спят люди, которые безмерно мне дороги. Это мое личное счастье. Я берегу его. Но есть счастье еще выше, еще священней. Мы — солдаты!

…Окна постепенно светлеют: начинается рассвет. Орлов подошел к окну, распахнул настежь. В комнату ворвался свежий ветер, птичий гомон, звуки рождающегося дня. Взглянул на часы.

— Сейчас!

И действительно, как по команде, за деревьями у казарм сигналист заиграл «подъем».

Подошел к окну и Бочаров.

— Труба сейчас возвестила наступление нового мирного дня. А вдруг затрубят боевую тревогу! В ту же секунду мы все должны встать с оружием в руках. Это наше право! Наш долг!

Дождь перестал. Но молнии еще рвали край неба, обнажая зеленовато-розовое нутро грозовых туч. Гром устало перекатывался все дальше и дальше.

Юрий спешил домой. Теперь им владела одна мысль: как мама? Когда он вбежал в комнату, Анна стояла у стола, перетирала посуду. Лицо спокойное, лишь руки, прижатые к груди, предательски дрожат.

— Мама! — бросился к ней Юрий. Он сразу заметил и нездоровую бледность спокойного лица, и жалкое дрожание рук.

— Где ты был, Юра? — как ровен ее голос. — Тебя вызывали в штаб.

Юрий обнял мать.

— Не волнуйся, мамочка! Я опоздал немного. Был сейчас у командира полка. Меня накажут. Но все будет хорошо. Ты только не волнуйся. Все будет хорошо. Я дал слово!

— Как ты мог, Юра? Это она, она, я знаю…

И испугалась: зачем сказала? Каким тоскливым стало лицо сына!

— Она ни в чем не виновата. Она очень хорошая. Но она любит другого.

Юрий отошел к окну, за которым уже утро, солнечное и праздничное после грозы. Стоит молча, только едва заметно вздрагивает черная от дождя спина.

…Еще все спали в квартире Орловых, когда Нелли, потихоньку одевшись, побежала домой. Может быть, пришел Миша, и она скажет ему, что она плохая, гадкая, капризная и во всем виновата. Она будет просить прощения, даже встанет перед ним на колени, только бы он не сердился, не бросал ее, потому что без него она не может жить. Она любит его, и если он уйдет, то она повесится или утопится.

Нелли взбежала на второй этаж, открыла английским ключом дверь и остановилась на пороге: Миши не было. Не тронут ужин, не разобрана постель. Желтым пятном в ярком свете утра тлеет настольная лампа: забыла выключить. И это желтое пятно показалось таким зловещим, невыносимым, словно всю дальнейшую жизнь суждено ему лежать на ее сердце.

«Что делать? Куда идти? Кто поможет?» — металась Нелли по комнате. Если бы здесь была мама! Пожалела бы она свою несчастную дочь!

Вдруг в памяти возник облик полной блондинки с живыми веселыми глазами. Варвара Петровна! Только она может помочь.

И, не долго думая, накинув на голову первую попавшуюся косынку, Нелли побежала в поликлинику, где работала Бочарова.

В ранний час в поликлинике немного больных. Но чтобы, паче чаяния, не увидали знакомые, не стали лезть с расспросами, Нелли забилась в самый дальний угол. Никто бы не узнал в худенькой, тщедушной, заплаканной дурнушке всегда нарядную, красивую и высокомерную Нелли Карееву — генеральскую невестку.

Из кабинета врача вышла равнодушная сестра:

— Кто следующий? Проходите!

Нелли робко перешагнула порог. Варвара Петровна в белом халате и белой круглой шапочке стояла у рукомойника спиной к двери и мыла руки. Привычным тоном сказала:

— Присаживайтесь. На что жалуетесь? — И, обернувшись, узнала Нелли. — Ах, это ты, голубушка! Что случилось? Заболела?

Нелли захныкала:

— Горе у меня, Варвара Петровна. Муж бросил. Миша. Что мне делать? Что делать?

Семейные неприятности Нелли не произвели на Варвару Петровну большого впечатления. Не торопясь вытерла полотенцем руки, поправила шапочку, села за стол.

— Советовала я тебе уже не раз, да все без толку. Сама виновата.