Сердца в Атлантиде

Я поднял голову и увидел, что в дверях, опираясь на костыли, стоит Стоук Джонс и глядит на нас с обычным невозмутимым презрением. Его черные волосы казались гуще, чем прежде, круче завивались над ушами, тяжелее падали на ворот фуфайки. Он непрерывно сопел, с носа свисала капля, глаза слезились, но в остальном он выглядел не хуже, чем до каникул.

— Стоук! — сказал я. — Как дела?

— Кто знает, — сказал он. — Возможно, лучше, чем у тебя.

— Валяй сюда, Рви-Рви, приволоки табуреточку, — сказал Ронни. — Мы тебя научим играть в эту игру.

— У вас мне учиться нечему, — сказал Стоук и захромал прочь. Мы услышали удаляющийся перестук костылей, краткий пароксизм кашля.

— Этот безногий педик меня жутко любит, — сказал Ронни. — Просто стесняется показать.

— Я тебе кое-что покажу, если ты не кончишь сдавать эти хреновы карты, — сказал Скип.

— Я осеня-осеня боюся, — сказал Ронни голосом Элмера Фадца. Смешным это казалось только ему одному. Он прижался головой к локтю Марка Сент-Пьера, изображая испуг.

Марк резко отдернул руку.

— Отвянь, твою мать. Рубашка совсем новая, Мейлфант, и гной из твоих прыщей мне на ней не требуется.

Прежде чем лицо Ронни озарила веселая улыбка и он закудахтал, я уловил стремительно промелькнувшую отчаянную боль. Но она оставила меня равнодушным. Проблемы Ронни могли быть подлинными, но симпатичнее они его не делали. Для меня он был просто хвастливым трепачом, который умел играть в карты.

— Ну же! — сказал я Билли Марчанту. — Сдавай! Я хочу еще успеть позаниматься.

Но, разумеется, в этот вечер никто из нас не занимался, Вместо того чтобы пройти за дни каникул, лихорадка стала только еще сильнее.

В начале одиннадцатого я пошел взять новую пачку сигарет и еще в коридоре за шесть дверей до нашей комнаты понял, что Нат вернулся. “Любовь пылает, где моя Розмари гуляет” доносилось из комнаты, которую Ник Праути делил с Барри Маржо, но еще дальше Фил Оке пел “Рэг призывника-отказника”.

Почти внутри стенного шкафа Нат развешивал свою одежду. Не только он, насколько я знал, был единственным в университете, кто спал в пижаме, он был вдобавок единственным, кто пользовался плечиками. Сам я повесил в шкаф только мою школьную куртку. Теперь я вытащил ее и начал обшаривать карманы в поиске сигарет.

— Привет, Нат, как дела? Подкрепился маминым соусом под завязку?

— Я… — начал он, но тут увидел рисунок на спине куртки и расхохотался.

— Что такое? — спросил я. — Это так уж смешно?

— В некотором смысле, — сказал он и почти исчез в шкафу. — Вот посмотри!

Он вынырнул, держа в руках старый бушлат, и повернул его так, чтобы я увидел спину. На ней красовался воробьиный следок, гораздо более аккуратный, чем мой. Нат использовал серебряную клейкую ленту. Теперь захохотали мы оба.

— Два идиота — одна работа, — сказал я.

— Ерунда! Великие умы сходятся.

— И это означает то, что означает?

— Ну.., во всяком случае, то, что я думаю. А что теперь на уме у тебя, Пит?

— На каком еще уме? — спросил я.

Глава 30

Энди Уайт и Эшли Райе в университет не вернулись — итого восемь вон. Для нас, остальных, явная перемена к худшему наступила на протяжении трех дней перед первой зимней вьюгой. То есть явная для всех остальных. Для тех же, кто пылал в лихорадке, это выглядело всего лишь как шаг-другой к северу от нормального положения вещей.

До каникул карточные квартеты в гостиной в течение учебной недели имели тенденцию распадаться и составляться заново, а иногда и вовсе прекращали существование, пока игроки расходились на занятия. Теперь они оставались почти статичными. Перемены случались только, если кто-то, пошатываясь, отправлялся спать или менялся столом, чтобы оказаться подальше от карточной сноровки Ронни и его неумолчного злоехидного трепа. Такое постоянство объяснялось тем, что по большей части игроки третьего этажа вернулись не для получения дальнейшего образования; Барри, Ник, Марк, Харви — и не знаю, сколько еще — практически махнули рукой на занятия и вернулись только, чтобы продолжить борьбу за абсолютно бесполезные “турнирные очки”. Многие ребята на третьем этаже Чемберлена теперь, по сути, занимались исключительно “червями”. Как ни грустно, Скип Кирк и я входили в их число. В понедельник я посидел на двух лекциях, потом сказал “насрать” и на остальные не пошел. Во вторник я прогулял все, ночью во вторник играл в “черви” во сне (мне запомнился отрывок сна: я уронил Стерву и увидел, что у нес лицо Кэрол), потом всю среду играл наяву. Геология, социология, история.., названия, за которыми ничего не стояло.

Во Вьетнаме эскадрилья В-52 разбомбила скопление вьетконговцев под Донг-Хо. Кроме того, она умудрилась разбомбить роту военно-морской пехоты США, убив двенадцать и ранив сорок человек — тру-ля-ля, вляпались. А прогноз погоды на четверг — густой снег, переходящий к полудню в ледяной дождь. Мало кто из нас обратил внимание на этот прогноз. И уж, во всяком случае, у меня не было никаких причин предвидеть, что обещанный снегопад изменит направление моей жизни.