Сердца и судьбы

И, бесспорно, для него это было как гром с ясного неба: все годы, пока она и Артур считали Нелл погибшей, Хелен не скупилась на жестокие и злые слова по адресу Клиффорда. Если вы потеряли любовь мужчины, пусть даже из-за собственной неверности, только естественно упражняться в презрении и ненависти к нему, чтобы как-то затушевать всю серьезность своей потери. Спасти лицо и приглушить горе – вот по моему убеждению цель, которая заставляет разведенных с такой ядовитой злобой обрушиваться друг на друга, к большому огорчению своих друзей, которых это шокирует. И Хелен не составляла исключения, а Артур, как ни тонко он разбирался в повадках преступников, в психологии людей, обманывающих, лгущих, убивающих ради выгоды и карьеры, ничего не знал о женском сердце. Как может женщина, которая сегодня ненавидит и поносит мужчину, завтра любить его и восхищаться им? Поразительно!

В тот вечер, когда Артур навестил Хелен, чтобы сообщить, как продвигаются поиски Нелл, и узнал, что ее второй муж, Саймон, в отъезде, внезапно зазвонил телефон, и Клиффорд пригласил Хелен поужинать, он никак не ждал, что она ответит «да». Он никак не ждал, что она попросит его посидеть с ее сыном и, уж конечно, что он тоже ответит «да».

Он не ждал, что она уйдет на всю ночь. Он не ждал, что час за часом в нем будут расти неизбывное горе, гнев и ревность; он не ожидал мучительной боли в груди, которую он было принял за начало болезни, а потом понял, что у него разбилось сердце. И чувствовал он себя не только несчастным, но к тому же еще и дураком. Поистине это была самая тяжелая ночь в его жизни. А потом, когда стало ясно, что Хелен решила снова выйти замуж за Клиффорда, выйти замуж за человека, который причинил ей столько горя, он поклялся бросить поиски Нелл Вексфорд и больше не прикасаться к особой папке «пропавшая девочка».

И все же. И все же. Забудь Клиффорда, забудь Хелен, забудь собственные чувства – и останется не раскрытая тайна, а в природе Артура была заложена потребность разгадывать тайны. И однажды, подчинившись внезапному импульсу, он снова навестил миссис Блоттон. Прошло уже три года с тех пор, как ей выплатили 2 миллиона страховки. Более четырех лет со времени авиакатастрофы, в которой якобы погибли ее муж и крошка Нелл. Достаточный срок, решил Артур Хокни, чтобы Эрик Блоттон счел, что может без опасений воскреснуть – если с самого начала таково было его намерение.

Миссис Блоттон жила в том же самом безопасном домике на том же самом обсаженном деревьями пригородном шоссе (номер его был аж 208), в котором обитала до того, как на нее свалилось нежданное богатство. Одета она была, поклялся бы Артур, в ту же самую твидовую юбку и в тот же самый тонкий красный джемпер, которые он видел на ней четыре года назад. Она осталась такой же худой, некрасивой и нервной – и как прежде он не мог решить, нервничает ли она от сознания своей вины, или потому, что он, Артур, такой черный.

– Опять вы! – сказала она, но впустила его в свою прибранную убогую гостиную. – Что вам нужно? Мой муж умер и не воскреснет. И даже, останься он жив, зачем бы он вернулся ко мне?

– Из-за денег, – ответил Артур.

Она засмеялась жиденьким дребезжащим смехом.

– Что да, то да, – сказала она. – Если деньги способны поднять человека из могилы, то Эрик Блоттон восстал бы из мертвых. Да только от них мало что осталось. Я об этом позаботилась. Я их жертвую. Понемножку, чтобы растянуть подольше. Такое у меня теперь занятие. Есть хоть ради чего из дома выходить.

– У вас доброе сердце, – сказал он.

Этим он ей угодил. Она предложила ему чашку чая.

– Вы, черные! – сказала она. – Прибираете страну к рукам. Повсюду вы, куда ни глянь. По всей этой улице. Что же, ко всему привыкаешь.

– Благодарю вас, – сказал он.

– Так я же не про вас, а вообще.

– Естественно, – сказал он и подумал, что его родителям было бы стыдно за него – что он скрежещет зубами от оскорбления, но ничего не делает, чтобы мир изменился, стал лучше. Суть же заключалась в том – и он это знал, – что физически он был храбрым человеком, но моральным трусом. Поставьте его перед обезумевшим преступником, который норовит раскроить ему голову топором, и он покажет себя быстрым, находчивым, умелым. Поставьте его на трибуну и попросите произнести речь на митинге, и у него заколотится сердце, задрожат руки, язык прилипнет к гортани. Опозорится сам, опозорит дело, которому служит. Столкнувшись с расизмом миссис Блоттон, порожденным глупостью, неврозами и невежеством, он палец о палец не ударил, чтобы разубедить ее или просветить, и ему было стыдно.