Сердца и судьбы

– Ну, улыбнись же, – упрашивала Полли. – Давай-давай, это ведь шутка! – И не подозревала, что возможность не улыбаться была для Нелл почти роскошью. Но вскоре она перестала нуждаться в упрашиваниях – она улыбалась всем, не в борьбе за выживание, а потому что ей так хотелось, бегала вприпрыжку, когда могла бы идти не торопясь (всегда хороший признак) и вовсе перестала помышлять о побеге. Это был родной дом. Она задумывалась над тем, кто ее настоящие родители, но знала, что спрашивать ни о чем нельзя. На Дальней ферме вопросов не любили. Требовалось просто быть, принимать все как есть. В душе у нее прятались грустинки, и порой она теребила их, точно так же, как раскачивала языком свои молочные зубки, что было и глупо, поскольку это вызывало боль, и разумно, поскольку они сильнее расшатывались, а чем скорее они выпадали, тем было лучше: хотя грызть яблоки на время становилось труднее, зато уже росли новые, крепкие, белые, большие. Вот была Роза, которая мочилась в кровати: она по ней скучала, и как же теперь Роза без нее? Был мужчина и две женщины, все в морщинах, в странном, большом, сумрачном месте – она помнила, как поджаривала хлеб в огне. Она поджаривала хлеб для Полли и Клайва, а иногда и для их друзей, если те не исчезали до завтрака. (Она собирала пустые винные бутылки, аккуратно составляла их и говорила с большой серьезностью: «Тринадцать! Боже ты мой!» – и все смеялись.) Думать долго об огне она избегала: в ее мыслях он внезапно вырывался из-под контроля, и был везде – ревущая гремящая стена, позади которой исчезли трое таких хороших старичков. А до всего этого было что-то вроде нежного пения, от которого она начинала чувствовать себя сразу и грустной и счастливой, но знала твердо, что оно-то и было самым хорошим. Там был ее настоящий дом, давным-давно, далеко-далеко, и она его потеряла навсегда, а где-то внизу сверкало море, а небосвод изгибался вверху, и ветер дул ей в лицо, и все было таким красивым! Наверное, это был рай, думала она.

А теперь – чтение, письмо, арифметика, подружки, болтовня и игры в школе. Открытие заново мира безмятежного, но полного событий. Вначале она была застенчивой, тихой и послушной.

– Какая умница! – сказала мисс Пейн, ее учительница, Полли. – Она делает вам честь! – И Полли просияла.

Со временем она, естественно, стала проказливее и бойчее. Но не скверной, не членом стаи, никогда не присоединялась к мучителям и не позволяла мучить себя – миротворица, с которой хотели дружить все. Учиться было интересно и совсем нетрудно, и она понимала, что это дорога, ведущая вперед. У нее был портативный радиоприемничек, нет, не дешевый, вовсе нет, а из фургона – его ей подарил кто-то из друзей Клайва, и порой она слушала разные беседы и старалась их понять, разобраться в том, что происходит в большом мире далеко отсюда, и вот это было совсем не легко! А когда уставала, то переключалась на эстрадную программу и слушала песни. Телевизора на Дальней ферме не было – не из принципа, а потому что прием из-за холмов вокруг никуда не годился – одни помехи. Так что она читала, и болтала, и бегала вприпрыжку, и рисовала, и опять была счастливой.

Ради Нелл Клайву и Полли прощалось очень многое. Если они сумели произвести на свет такого милого ребенка, то и сами не могли быть совсем уж скверными. А она была еще и талантлива. Когда ей было 9, нарисовала картинку на картонке от пачки «Уитабикса» на конкурс и заняла первое место среди «До десяти лет».

Ну вот, опять мы забегаем вперед. Это ведь еще в будущем, чтобы было что предвкушать. А пока, читатель, оставим Нелл спокойно расти в безопасности и безмятежности на Дальней ферме, пусть о ней заботятся довольно-таки безалаберно.

ТЯЖЕЛЫЕ НОЧИ

Давайте вернемся к Артуру Хокни, которого в последний раз мы видели в ту ночь, когда он сидел с сыном Хелен, а она не вернулась домой. Артуру Хокни доводилось проводить много тяжелых ночей, это само собой разумеется. Такова уж судьба сыщика, работающего для страховых компаний. Он чуть было не замерз насмерть в Антарктике рядом с обломками разбившегося самолета, почти до смерти испугался акул на коралловом рифе, о который пропорол днище танкер, чуть с ума не сошел от пыток, которым его подвергли бандиты, похитившие Шергара, но если бы вы его спросили, какая ночь в его жизни была самой тяжелой (кроме ночи после гибели его родителей), он бы ответил просто: ночь, когда я сидел с сыном Хелен Корнбрук, а она не вернулась домой.

Вот что может сделать с человеком любовь без взаимности! Знала ли Хелен, что Артур ее любит? Вероятно, хотя он и словом не обмолвился. Отношения между ними были абсолютно профессиональными – она наняла Артура разыскивать Нелл. И все-таки (кроме, конечно, адвоката, ведущего ваш бракоразводный процесс!) всегда полезно, чтобы те, кого вы нанимаете, были в вас влюблены. Они берут меньше, а работают усерднее, хотя, бесспорно, они иногда внезапно – и словно бы беспричинно – отказываются дальше на вас работать.