Сердца и камни

Но вот произошло совершенно неожиданное. Волчий Зуб был переведен в другой блок, а к ним вновь вернулся Старик.

Лехт сразу же повеселел и начал готовиться к побегу.

Юрию удалось достать два лишних куска хлеба, две коробки спичек. Все это они спрятали в торфяных брикетах у дороги и назначили день и час побега.

Это был трудный день.

С самого утра оба они были в возбужденном состоянии. Они боялись, что выдадут себя неосторожным движением, слишком веселым взглядом или чем-нибудь еще, что преображает человека, когда он думает о предстоящей свободе.

Юрий все время следил за Лехтом. Он знал, что Лехт попал в тюрьму два года назад именно потому, что не умеет разбираться в людях и слишком доверяет им.

До войны Лехт был назначен в инженерный отдел городского Совета в Таллине. Там к нему приходил человек по фамилии Шинбер, из прибалтийских немцев. Он жаловался на то, что в его особняк из двенадцати комнат поселили еще одну семью. Лехт сказал ему, что наступили новые времена, и ему, Шинберу, самому было бы неудобно жить в таком особняке в то время, когда в городе так много нуждающихся в квартирах.

На этом они тогда расстались.

В первые же дни войны Лехта, инженера-строителя, направили на строительство оборонительных сооружений. Он не покинул свой пост и в ту ночь, когда немецкие танки прорвались к Таллину. Лехт перешел на подпольное положение и через своего брата Константина должен был установить связь с партизанским отрядом. И вот, совершая очередную поездку из Таллина в маленький эстонский городок, Лехт встретил человека, который показался ему знакомым. Он не мог вспомнить, где его видел. Конечно, нельзя пропустить такую возможность — встретиться и поговорить с человеком, которого давно не видел. И Лехт подошел к нему.

— Мы с вами где-то виделись? — спросил Лехт с обычной приветливостью.

— Конечно, виделись, — ответил человек. — Я был у вас, в городском Совете, когда вы убеждали меня, что наступили новые времена и я должен был будто бы уступить половину моего особняка каким-то нищим. Как видите, действительно наступили новые времена. Мой особняк опять свободен. А вы что делаете теперь?

Это был, конечно, Шинбер. Лехт решил, что на первой же станции он сойдет с поезда или уйдет в другой вагон. Но Шинбер разгадал этот замысел, и трудно даже понять, как ему удалось связаться с ближайшей станцией. Через полчаса, когда поезд подошел к вокзалу, Лехт был арестован и отправлен в тюрьму, а потом — в лагерь.

Юрий хорошо знал эту историю и, опасаясь новой встречи с каким-нибудь Шинбером, советовал Лехту ни с кем не вступать в разговоры, тем более что людей подслушивающих, шпионящих, подсматривающих в лагере было очень много. И все-таки Лехт счел необходимым прежде всего подумать о судьбе Старика. Ведь комендант лагеря предупредил, что за побег часовой отвечает своей головой.

Лехт подошел к Старику и, делая вид, что страшно занят изучением торфяного брикета, тихо сказал:

— Мы были бы очень рады, если бы вы, скажем, на один день заболели. Это возможно?

Старик, только что смотревший на Лехта спокойно и, как ему показалось, участливо, мгновенно преобразился, стал хмурым и злым, коротко спросил:

— Что вы надумали?

— Ничего, — ответил Лехт, — я пошутил.

— Не очень хорошие шутки, — сказал часовой. — Не вздумайте бежать. Вас настигнут и убьют. Вы ведь, кажется, образованные люди. Вместе с вами погибну и я.

Лехт усмехнулся, снова сказал, что пошутил. Нет, конечно, они не собираются ни бежать, ни причинять Старику какие бы то ни было неприятности. Просто ему показалось, что часовой плохо себя чувствует и нуждается в отдыхе, и он предложил ему отдохнуть, поболеть. Разве это нельзя?

Но часовой его уже не слушал. Он подозвал начальника караула и начал ему что-то долго и торопливо рассказывать.

А Юрий всего этого не знал. Он с нетерпением ждал условленного часа, когда они должны были встретиться у торфяных брикетов и в удобную минуту побежать к опушке леса. От брикетов до опушки леса — двести метров, но именно эти двести метров отделяли их от свободы. Именно эти двести метров были той пропастью, которая лежала между жизнью и смертью.

Начальник караула, по-видимому, взволновался еще больше, чем часовой, подошел к Лехту, ударил его и крикнул:

— Никаких разговоров с часовым!

Подошел еще один часовой, и Лехта увели на дальний участок.

Юрий напрасно ждал в условленном месте.

Лехт не пришел. Побег не состоялся.

Ночью, когда Лехт и Юрий легли на свои нары, все выяснилось. Юрий только сказал:

— Я так и знал, что ты пожалеешь этого Старика.

— Нельзя добывать себе свободу такой ценой, — ответил Лехт.

В ту же ночь они поклялись, что вне зависимости от создавшихся обстоятельств должны все же бежать. И, хоть за ними будут следить, к ним будут придираться и в конце концов постараются перевести в блок смертников, откуда еще никто не возвращался, — они должны бежать.