Юрко с отцом все же какое-то время посидели за столом, выпили водки, закусили; пан Бошик благодарил их за гостеприимство, слегка охмелевший, он даже поцеловал руку хозяйке, матери Юрка, смутившейся и почти в испуге отдернувшей руку, — не привыкла, чтобы паны вели себя так с ней, простолюдинкой. Вынося из светлицы посуду, она тут же исчезла.
— Мы с тобой, Улас, сделали большую работу для блага и свободы будущей украинской державы: собрали сведения, которые очень помогут нам и нашим союзникам, когда начнется война. А война неизбежна.
— Кто же наши союзники? — спросил я, не придав значения словам Бошика о войне, о ней часто говорили, но не верилось, что она так близка.
— Кто бы они ни были, это не важно, — уклончиво ответил пан Бошик. — Главное, что это будут враги наших врагов, и мы должны всемерно поддерживать их.
И еще в тот же вечер он рассказал мне, что в Холме прошло совещание узкого круга националистических руководителей, на котором одним из основных был вопрос о создании вооруженных сил ОУН. Предлагалось взять на учет всех годных к военной службе оуновцев и провести с ними учения.
— Союзники обеспечивают нас продовольствием, оружием, боеприпасами и всем необходимым. Короче, будем создавать боевые отряды. Их подготовку согласились вести опытные петлюровские воины, бывшие офицеры Франца-Иосифа, царя Николая, Вильгельма, — все, кто пострадал от большевиков и люто их ненавидит. В настоящее время вся агентура кропотливо изучает сильные и слабые стороны Красной Армии, ее морально-политический уровень. Когда все начнется, мы должны организовать вооруженные выступления в тылу советских войск. Сейчас готовятся политические указания о деятельности ОУН в войне. С первых же дней вести пропаганду среди войск Советов, в основном среди украинцев, организовать подрывные группы на производствах, предприятиях, в административных органах, на транспорте и, по возможности, саботаж. Не будем брезговать и диверсиями по отношению к командирам и политруководителям, в войне с врагом все средства хороши.
Пан Бошик откинулся на спинку деревянного дивана, заложил руки за голову, зажмурил глаза и мечтательно продолжал:
— Хорошо бы к приходу союзнических армий очистить от большевиков хоть часть территории здесь на западе, выйти навстречу союзникам с хлебом-солью и заявить, что ОУН уже кое-что сделала для общей победы, взяла власть в свои руки, навела порядок и теперь заявляет, что хочет вместе с союзнической армией и дальше воевать против Москвы. Эх, если бы за нами пошли народные массы! Трудно с нашим народом, особенно теперь, когда большевистская пропаганда за каких-то полтора года сумела настроить его на свой лад. — Пан Бошик навалился грудью на стол, ударил кулаком по столешнице, его серые глаза налились сталью: — Все будем ломать, формой власти станет у нас политически-милитаристическая диктатура ОУН, создадим специальные суды, которые будут беспощадно карать всех врагов. Вот ты, Улас, считаешься интеллигентом, но ты интеллигент особый, сформировавшийся под влиянием националистических идей. Я верю, такие, как ты, станут со временем настоящими борцами за украинскую державу. Но скажу тебе откровенно: в нашей борьбе интеллигенция сильно навредила. И поэтому я поддерживаю мысль Бандеры о том, что большую часть современной украинской интеллигенции следует просто уничтожить или изолировать. Не дай бог допустить ее к власти, будет то же, что уже однажды произошло в украинской истории…
— Что же произошло? — спросил я, когда пауза затянулась.
Пан Бошик горько усмехнулся, налил себе полстакана водки, хотел было плеснуть и мне, но я накрыл свой стакан ладонью, я пил только в крайних случаях и то рюмку, две, до сих пор не понимаю, какое удовольствие находят люди в этом зелье. А пан Бошик выпил и переспросил:
— Что произошло? Да произошло непоправимое! К власти допустили интеллигенцию, разных там Винниченко и Грушевских. Тебе, конечно, известно из нашей истории, что во время первой мировой войны в Германии была подготовлена дивизия синежупанников, а в Австрии — дивизия серожупанников, и оба эти формирования весной восемнадцатого года прибыли в Киев. Это была боеспособная, национально вышколенная армия. К тому же гетман, тогда еще генерал русской армии Павел Скоропадский, украинизировал целый корпус в русской армии. Но нашим социалистам- украинцам, которые в то время руководили политической жизнью на Украине, господам Винниченко и Грушевскому армия была не нужна, потому что они, как и большинство интеллигентов, были пацифистами, не признавали войны, они нуждались лишь в милиции для поддержания порядка в стране. Да и Павел Скоропадский, мол, русский генерал, к тому же из помещиков. Что из этого вышло, тебе известно. А финские националисты не побоялись того, что генерал Маннергейм тоже был русским генералом и тоже далеко не пролетарского происхождения, и доверили ему судьбу финского народа.
Пан Бошик налил себе еще полстакана и выпил, не закусывая. Он опьянел и вдруг расплакался. В тот вечер я впервые видел, как плачет пан Бошик.
11