Серая мать

Ешь. Набирайся сил. Расти. Крепни.

И Ангелина ела.

Помни: у тебя есть предназначение.

Да. Предназначение…

Скоро у тети Кати появится дитя. Так странно… Откуда?

Она не знала, был ли у тети Кати мужчина. Может, на самом деле для зачатия его и не требовалось. Думать об этом, как и о многих других вещах, было трудно: мысли застывали, словно желе, и ковыряться в их липкой массе совсем не хотелось. Ангелина знала главное, и этого было достаточно.

Ей, Ангелине, суждено стать Колыбелью для своего двоюродного брата.

10

Хлопочкин не понял, что именно его разбудило.

Густой лихорадочный сон отпускал неохотно, заставлял тело наливаться тяжестью, липкой патокой склеивал веки. Мучительно прокашлявшись, Хлопочкин наконец протер глаза и уставился на люстру – темное пятно, едва различимое на фоне чуть менее темного потолка.

Он не помнил ни себя, ни этого места, и понятия не имел, как здесь очутился. Он и не хотел этого знать. В голове царила такая же темнота, как и снаружи. Утомленный, издерганный разум мягко покачивался в ее объятиях, наслаждаясь сомнамбулическим бодрствованием без мыслей и чувств.

Все оборвалось в один миг вместе с уколом в сердце. Невидимая раскаленная игла прошила грудину насквозь и погрузилась глубоко внутрь, заставив Виктора Ивановича замереть на полувдохе. Это длилось не дольше пары секунд, но все же…

Все же дольше, чем в прошлые разы. А значит, ему становилось хуже.

У тебя сердечный приступ.

Изо всех сил стараясь не раскашляться снова, Виктор Иванович медленно выдохнул. Теперь он дышал тихонько, вполсилы, осторожными мелкими вдохами, чтобы не потревожить засевшую в груди иглу. Если она сдвинется еще немного…

Тебе конец.

«Вы умрете здесь».

Хлопочкина прошиб пот. Крупная теплая капля щекотала висок, но он не смахивал ее – боялся поднять руку.

– Алла…

Имя само собой сорвалось с онемевших губ. Это ведь имя его жены, верно? В этом нет ничего удивительного. Ему нужна помощь, и он зовет жену. Кто еще может помочь, если не она?

Никто.

– Алла! – позвал Виктор Иванович погромче.

Потом повернул голову влево. На всякий случай медленно пошарил рукой сбоку от себя, хотя было ясно, что другая половина кровати пуста.

И где ее черт носит, когда она так нужна?

Виктор Иванович не знал где. Ночью Аллочка должна быть в постели. Должна находиться рядом, чтобы подать ему таблетки. Хлопочкин посмотрел в другую сторону. Неясная тень сбоку от кровати – это комод. Все лекарства в первом ящике. Но чтобы открыть его, нужно подняться.

Рискнешь?

Участившийся пульс отзывался в голове горячими волнами. Может, у него просто температура? Вроде бы он не выходил из дома последние пару дней, но ведь простудиться можно и стоя на лоджии. Даже просто сидя у приоткрытой форточки.

Виктор Иванович наконец отважился приложить ладонь к влажному лбу. Кожа оказалась горячей на ощупь. Температура. Точно.

При инфаркте тоже может быть жар.

Да, где-то он об этом читал. А еще читал, что, если не оказать помощь как можно скорее, то…

Тебе конец. Ты умрешь здесь.

Это был самый долгий в его жизни подъем с постели. Виктор Иванович двигался так, будто со всех сторон его окружало минное поле. Только на самом деле мина была всего одна, и находилась она прямо у него в груди.

Уже сидя на кровати со спущенными на пол ногами, Хлопочкин понял, что не дотянется отсюда до лекарства. Ящик, может быть, и откроет, но просунуть в него руку не сумеет. Чертов комод слишком высокий!

Чертова Аллочка, вечно выбирающая самые бестолковые вещи!

И все-таки он смог. Медленно перенес вес тела вперед, медленно оторвал зад от матраса, медленно выпрямился. Теперь можно было достать лекарство.

Собственные руки казались Виктору Ивановичу болезненно истончившимися, едва ли не призрачными, пока он ощупью выдвигал ящик и рылся в нем. Картонные прямоугольники упаковок неохотно переворачивались с боку на бок. Внутри шуршали блистеры с таблетками. Что-то сыпалось между пальцев. Какие-то порошки? Как будто мелкий-мелкий песок.

Просто прими побольше, и станет легче.

Серый песок. Откуда-то Виктор Иванович знал, что этот песок серый. Мягкий, как зола, которую выгребаешь из печки на даче, чтобы потом рассыпать по огороду. Удобрить почву.

Прими это удобрение, и сразу станет легче.

Упаковка наконец открылась. Захрустела фольга. Таблетки одна за другой исчезали во рту. Безвкусные, они песчинками крошились на зубах. Натужно сокращающаяся глотка проталкивала эту массу внутрь вместе с вязкой слюной.

Он наконец-то принял лекарство. И стало легче.

Сглотнув последний раз, Виктор Иванович повернулся, блаженно сомкнул веки и привалился поясницей к комоду. Иглы в груди больше не было.

А как насчет другой занозы?