Серая мать

Неуклюже орудуя ножницами, Ангелина разодрала повязку. Короста запекшейся крови оторвалась вместе с бинтами, и линии порезов поползли дальше, деля плоть на мясистые лепестки, обнажая влажное и сочное.

Ты растешь. Ты изменяешься. Ты снова живешь. Только и всего.

Мучительно хотелось лечь и никогда больше не двигаться. К чему эти бессмысленные перемещения с места на место, если жизнь кипит здесь, в ней самой?

Ангелина попыталась присесть, наклонилась чуть в сторону. Левая нога с хрустом подломилась, и она завалилась на пол. Обломки костей так и не показались наружу, увязнув где-то в пухнущей горе плоти. Они больше не были нужны.

Распластавшись на полу, Ангелина смотрела в потолок. Зуд и боль не мучили ее, но и не исчезли полностью, сигнализируя обо всех новых метаморфозах, происходящих внутри ее аморфного тела.

Ты просто растешь. Потерпи еще немного, дорогая.

Ангелина хотела ответить что-нибудь тете Кате, но рот склеился, и ей не удалось издать ни звука. Тогда она просто закрыла глаза. Где-то рядом страшно завыла Мася.

4

Голос сказал, что она может проснуться, и Лиля открыла глаза.

Она лежала на боку на мягком, почти как пыль, песке. Песок устилал пол подъезда и захлестывал основание крутой лестницы, не ведущей никуда. Лиля сосчитала ступеньки: взгляд гусеницей переползал с одной на другую, пока не наткнулся на препятствие. Четырнадцать. На середине пятнадцатой лестница упиралась в неровный, грубо вытесанный из серого камня потолок.

На самом деле это не был подъезд. И никто не жил в глухой каменной громаде, которая лишь притворялась настоящим домом. Но это не имело значения. Значение имела только жизнь.

Лиля положила руку на выпуклый шар живота. Он ничуть не уменьшился, пока она отдыхала. Скорее наоборот, еще немного подрос. Уплотнился. Потому что в нем зарождалась новая жизнь. Прижимая ладонь к животу, Лиля могла ощущать ее медленное, робкое шевеление. Это двигалась ее деточка.

Как все случилось?

Лиля снова прикрыла глаза, перебирая в памяти обрывки своего путешествия сквозь ночь.

Путь был долгим. Она видела и не видела одновременно. Она чувствовала вес обмякшего тельца в руках, но не уставала. Ее вел Голос, только теперь он был беззвучным. Невидимая нить, протянувшаяся из ее прежней, уже позабытой жизни к…

Она оказалась там внезапно. В Том Месте. Просто вдруг почувствовала, что находится именно там, где должна быть, и сразу поняла, что нужно делать дальше. Перехватив поудобнее свой довесок, она начала карабкаться вверх. Дорога все время сворачивала вбок, поднимаясь и поднимаясь, и, хотя подъем был крутым, а из-под ног то и дело осыпались пласты песка и мелкого камня, Лиля знала, что идет верным путем. Нащупывая в сумраке очередную опору, она продолжала взбираться по спирали, пока и этот путь не окончился.

Колыбель. Так называлось это место. Место, где живет Голос.

Лиля прошла внутрь так далеко, как только смогла. А потом Голос зазвучал совсем рядом. Голос склонился прямо над ней и принял подношение. А что ты можешь предложить новому миру? Он принимает тебя, но что ТЫ можешь дать ему взамен? Как хорошо, что она послушалась! Догадалась. Теперь и этот мир, и Голос полностью принимали ее.

Ты секси.

Голос велел ей лечь на спину. Все тот же мягкий, текучий песок…

Ты само совершенство.

Голос велел открыть рот. Лиля не видела длинных серых пальцев, только чувствовала приятную тяжесть: на груди, на голове.

Ты достойна выносить идеальное Дитя.

Голос обволакивал и пьянил. Склоняющихся к ней блеклых глаз над кластерами ноздрей и вертикальной щели на горле под ними Лиля тоже не видела. Она проваливалась в теплую черноту, и от змеевидного отростка, проникшего сперва в глотку, а потом глубже, осталось лишь слабое першение в горле и неуловимое, смутно-оргастическое воспоминание.

Теперь ты носишь Дитя. Остальное не имеет значения.

Так она стала настоящей матерью.

Голод заставил Лилю отвлечься от попыток вспомнить все. Этот голод рождался глубже желудка, в самом центре раздутого живота, сигнализируя, что пора искать пищу.

Когда Лиля, поддерживая руками живот, вышла наружу, то увидела ночь. Новое, дарованное Голосом зрение было острее и ярче прежнего.

Направляемая обострившимся чутьем, она уверенно зашагала вперед среди пещер в форме домов. Что-то стремительно порскнуло у нее из-под ног, но Лиля даже не оглянулась. Слишком мелкое. Слишком мало мяса. Вскоре ее носа достиг едва уловимый запах. Так могли бы пахнуть пропитанные нафталином чучела животных. Но чучела были мертвы, а этот запах… В остывшем ночном воздухе он казался горячим. Живым.

Повинуясь Голосу, Лиля подобрала с земли заостренный камень и, крадучись, двинулась дальше.