Серая мать

– Алла! – вновь позвал Хлопочкин и, не дожидаясь ответа, спустил ноги с кровати, чуть не вляпавшись в лужу рвоты.

Он успел забыть, что его стошнило.

Жена так и не откликнулась. Стараясь не обращать внимания на невидимую сеть, продолжающую стягивать кожу, Виктор Иванович прошаркал к двери. По полу были раскиданы пустые консервные банки. Ламинат вокруг них усеивали капли жира. Что тут происходило, в конце концов? И почему Аллочка не убрала все это? Добравшись до двери, он повернул ручку. Толкнул от себя.

Траурный свет от затянутого тучами неба за окном спальни с трудом просачивался в коридор. Слева из-за приоткрытой двери маленькой комнаты сочилось такое же холодное сияние. Впереди света было больше. Там был вход в гостиную, и за изгибом коридора – кухня.

– Алла? Ты где?

Хлопочкин очень хотел, чтобы жена ответила. Пусть она в туалете или в ванной, но ведь ответить-то можно! Впрочем, шума воды он не слышал, так что… Ну конечно! Он и не мог его услышать. Воду отключили. Или она отключилась сама? Они с соседями (девушку зовут Олеся, а парня… Семен, кажется) так и не разобрались, что же случилось.

Может, Аллочка ушла к соседям? К тем молодым ребятам или… Да, был ведь еще кто-то… Он крепко заснул, а жена решила сходить в гости, развеяться… Нет, развеяться – это вряд ли, не похоже на его Аллочку. Она бы его просто так не бросила. Наверняка пошла за чем-то. За лекарством. Да, скорее всего, так оно и есть. Но на всякий случай нужно пройтись по квартире, посмотреть. Аллочка ведь могла устать и тоже заснуть. На диване в гостиной, например. Только непонятно, почему этот ящик…

Несмотря на принятое решение осмотреть квартиру, Хлопочкин не двигался с места. Босые ноги мерзли на холодном полу. В самом намерении оглядеться, проверить все комнаты было что-то до боли знакомое. Как в сером песке на дне ящика. Из глубин памяти вынырнул образ здоровенной бледной твари без лица, выбирающейся из лифта. И это не было частью горячечного сна. Потому что это было.

Вспотевшей ладонью Виктор Иванович ухватился за дверной косяк. Он помнил, как смотрел вслед Семену и Олесе, крадущимся в их с Аллой квартиру, чтобы разведать, не притаилось ли здесь оно.

Но все ведь обошлось, правильно? Да и входная дверь должна быть закрыта, в самом деле!

Хлопочкин продолжал стоять, держась за дверной косяк, но, сколько бы он ни прислушивался, из других частей квартиры не доносилось ни звука. Наконец он сделал пару осторожных шагов по направлению к маленькой комнате. Толкнул дверь, заглянул внутрь. Никого.

Дальше – гостиная. Там тоже никого не оказалось. Ковролин на полу и вся обстановка комнаты выглядели потускневшими, как будто сильно запыленными. Возле книжного стеллажа валялась какая-то книга.

Непорядок. Подобрав книгу, Хлопочкин попытался пролистать ее, но не смог открыть. Серая обложка была пуста, и только на корешке, слегка расцвеченном бордовым, выделялись знакомые буквы: «АГ ТА КР СТИ. П АРО».

– Мистика какая-то… – одними губами прошептал Хлопочкин, отчего-то опасаясь потревожить застоявшийся воздух. Положив книгу на журнальный столик, он потер ладони одну о другую, стряхивая мелкую сухую пыль.

Находиться в гостиной становилось неприятно. Все, что Хлопочкин видел вокруг, напоминало эту странную (бракованную) книгу (дешевая краска выцвела, вот и все). Да, это была его квартира, но все здесь казалось каким-то… будто бы чужим. Не таким, как раньше. Ненастоящим. Разумеется, только казалось. Стоило взять с полки любую другую книгу – нормальную, не бракованную, – и это ощущение исчезнет, развеется, как кошмарный сон солнечным утром.

Но другую книгу он так и не взял. Держа в уме единственно возможное объяснение насчет плохой типографской краски, Виктор Иванович направился в кухню. Вдруг Аллочка все-таки там?

Нет. В ванной, в туалете – жены нигде не было. Значит, она у соседей.

В прихожей Хлопочкин сунул ноги в свои растоптанные шлепанцы. Изнутри их тоже покрывал слой пыли. Или даже песка, потому что стопы слегка покалывало. Помешкав немного у двери (она все же была не заперта, а это означало, что Аллочка отлучилась буквально на минуту), он вышел в тамбур. Оставалось только выяснить, к каким именно соседям пошла жена.

Первым делом Виктор Иванович шагнул к двери ближайшей квартиры, двадцать четвертой. Пыльная кнопка звонка (и почему повсюду эта чертова пыль?) отказывалась продавливаться под пальцем, как бы сильно он ни нажимал, словно вместо звонка тоже был какой-то… муляж.

Тоже? Хлопочкин передернул плечами, гоня прочь странные мысли.

В тамбуре было прохладно, а он… Да он же в одной майке! К тому же в грязной. И спортивки тоже не первой свежести. Хлопочкин обернулся, нерешительно глянул на дверь собственной квартиры и вдруг понял, что ни за что больше не войдет туда один, без Аллочки. Пусть у него лихорадка, пусть он бредит, но… Не войдет, и все. Подумаешь, майка! Ерунда. Он же не голый.