Серая мать

В нескольких метрах слева спускающаяся от входа спиральная борозда рассыпáлась окончательно и уходила в песок. Обдирая торчащие из порванных джинсов колени о каменистые выступы, Олеся карабкалась вверх, как ящерица, пока крутой склон не сменился тропой, напоминающей утопленный в стену пандус. Там девушка выпрямилась и двинулась дальше, прижимаясь вплотную к стене, чтобы не свалиться с осыпающегося края.

Взгляд не отрывался от тропы. Олеся помнила росчерки крыльев и отпечатки лап птицеящеров на той крыше, помнила тоненькие цепочки следов мелких уродцев-пискунов, прячущихся в подъездах, видела оттиски четырехпалых лап нюхачей на мягком песке. Сейчас среди каменной крупы и тонких песчаных наносов она пыталась разглядеть следы Серой Матери.

Насколько она большая? Насколько толстая у нее кожа? Или ее сила только в способности внушать мысли? Нет, должно быть что-то еще, иначе Толеньке не понадобилась бы помощь. Вспомнив о спутниках, Олеся остановилась. С высоты она видела Толеньку, спешащего к Колыбели, и Семена, волочащегося в нескольких метрах позади.

Они ведь собирались сделать это вместе, разве не так?

Рука скользнула в глубокий карман куртки, пальцы обняли рукоятку ножа.

(Ты справишься и без них).

Решив, что справится и без них, она продолжила восхождение. В конце концов, Серая Мать сейчас спит, верно?

(Верно).

А справиться со спящим монстром гораздо легче. Просто подкрасться к нему и…

Когда Олеся достигла вершины, в глазах рябило от трещин и сколов, которые делили камень на отдельные чешуи. Олеся была мухой, ползущей по коже древнего ящера. И она уже не думала о том, что таится под этой кожей. Перелезая через осыпающийся край темного провала, она не думала вообще ни о чем. Достаточно было, что мышцы помнили, как заносить нож и уклоняться.

Джинсы и куртка прошуршали по камню. Кроссовки ткнулись в мягкий серый песок. Глаза, постепенно привыкшие к полумраку, различили впереди угловатую фигуру.

Что бы это ни было, оно явно не спало.

Выпрямившись во весь свой нечеловеческий рост, Серая Мать приближалась к Олесе.

6

Олеся с трудом разлепила веки. Спальню наполнял холодный алюминиевый свет пасмурного дня. Казалось, что оторвать неподъемную голову от подушки будет невозможно. Давило распластавшееся за окном равномерно-серое, почти лишенное облачных очертаний небо. На его фоне плоские крыши соседних домов выглядели уныло и безжизненно.

В такую погоду Олесе всегда хотелось поспать подольше и полениться, но сейчас подспудная тревога не давала снова закрыть глаза, заставляла беспокойно ворочаться.

Сны. Этой ночью ей снились безумные сны. Воспоминания о них стремительно таяли, растворялись, как сахар в горячем чае, но где-то на краешке сознания все еще сохранялось душное, тягучее ощущение ночного кошмара. И чьи-то имена: Семен, Толенька. И ощущение саднящих от мозолей ног, вязнущих в песке.

Откинув одеяло в незнакомом желтом пододеяльнике, Олеся спустила ноги с кровати и села. Лицо занавесили спутанные пряди. И когда ее волосы успели так отрасти? Безуспешно пытаясь вспомнить, когда последний раз была в парикмахерской, Олеся убрала их за уши. На ощупь волосы напоминали жирную паклю, да и выглядели не лучше. Нужно было принять душ, и поскорее.

Взгляд Олеси задержался на ее голых ногах, выглядывающих из-под подола непривычно длинной ночнушки. Бледная кожа ощетинилась темными пеньками отросших волос, ногти покрывали остатки нелепого зеленого лака. Олеся пошевелила пальцами, словно желая убедиться, что они действительно принадлежат ей.

С каких это пор она стала красить ногти на ногах? И с каких пор перестала следить за собой?

Она не помнила. Она слишком многого не помнила. Кажется, в том сне было что-то про сумасшествие… Сумасшествие и песок…

– О, проснулась! – В дверях спальни показался Вася. В первую секунду Олеся не узнала его из-за темной полицейской формы и короткой стрижки, но потом сообразила: это ведь его работа. А на работе нужно носить форму. – Пожрать приготовь, – по-хозяйски бросил он, – я на обед домой приду.

Прежде чем уйти, Вася окинул Олесю долгим взглядом. Губы над идеально выбритым подбородком брезгливо скривились.

– И себя в кучу собери. Выглядишь как бомжиха. Ты вообще таблетки свои принимаешь?

О чем он говорит? Беспокойство, поднявшее Олесю с кровати, холодом разлилось по телу, забилось в груди обезумевшей птицей. Она забыла что-то очень важное! Пальцы сами собой вцепились в подол сорочки. Она плохо выглядит, ненормально себя ведет…

– К-какие таблетки?

– Да откуда я знаю! – сморщился Вася. – У тебя их до фига! Которые последний раз прописали, принимаешь?

Темно-серые, цвета асфальта глаза уставились на нее. Их взгляд тоже был асфальтовым: твердым, шершавым. Под этим взглядом хотелось съежиться, слиться с кроватью, исчезнуть. Сделать что угодно, лишь бы он не смотрел так. Всего-то и нужно – сообразить, что она делает неправильно, и исправиться, снова стать нормальной, хорошей женой…