Вот и получается, что кого не убили коммунисты – убили фашисты. Не угробили фашисты – добили коммунисты. Людям у власти, судя по всему, всегда было плевать на простого человека как на личность. Главное, чтобы было кому умирать. За царя! За Ленина! За партию! За революцію гідності! За народную республику! Один век сменяет другой, меняются лозунги, меняются придумывающие их политики. А скандирующий эти лозунги народ, вознося на пьедестал очередного «избранника», как был, так и остается расходным материалом в политических играх. А кто не согласен с таким раскладом – объявляются предателями и тоже пускаются в расход.
Аналогии с происходящим сейчас в стране сами лезли в голову. И с этими мыслями я таки провалился в сон. Сколько проспал – не знаю. Проснулся от движения в камере. Сосед стоял над связанным пленником, который звуков уже не издавал. Попробовав пульс, он кратко резюмировал:
– Отмучился!
И подойдя к двери, постучал со словами:
– Помер человек. Заберите.
Двери открылись, зашли конвоиры, ножом срезали скотч и за ноги выволокли труп из камеры. За годы дежурств в опергруппе я повидал много трупов людей, умерщвлённых самыми разными способами. Так что видом жмурика меня не удивить. Но ещё никогда убийство не происходило на моих глазах. Только теперь я и убийцы поменялись местами. Я – заключенный, они – власть. И ничего с этим не поделаешь.
Спустя пару часов дверь снова открылась:
– На выход! – скомандовал мне вошедший конвоир.
Я встал, вышел в коридор. Тот закрыл двери на засов и резко бросил мне:
– Двигай!
Мы двинулись по коридору. Подвальный этаж здания обладминистрации был достаточно обустроен. Я по роду своей милицейской деятельности раньше бывал здесь пару раз. Помимо подсобных помещений вроде моей «камеры», тут были и нормально оборудованные кабинеты для технического персонала. А также холодильная камера при столовой. Напротив неё конвоир меня и остановил. Обитые металлом двери были открыты. Сама холодильная камера представляла собой комнату, стены и пол которой были обложены кафелем, а внутри установлен холодильный компрессор. До начала военных действий она использовалась по прямому назначению – для хранения продуктов. Но с тех пор многое тут изменилось. Стены камеры были забрызганы кровью, на полу – кровавые лужи. А двое мужчин бейсбольными битами забивали лежащего на полу человека. Молча и с энтузиазмом. Лежащий уже практически не шевелится, только слегка подергивался и стонал. Я отвернулся.
– Смотри! – со злобной ухмылкой потребовал мой конвоир. – Не расскажешь всё – с тобой то же самое будет!
Я посмотрел ему в глаза и не увидел в них ничего, что хоть издали выдавало бы в нём человека. Хотя чего от него, казалось, можно ещё ожидать после произошедшего в камере? Но нет, мой конвоир продолжал удивлять. В глубине его зрачков горел тот самый демонский огонек, который в жизни я встречал лишь однажды – у задержанного много лет назад маньяка, зарезавшего нескольких женщин. Взгляд монстра, который кайфует от самого процесса убийства. Вынужденно повернув голову в сторону открытой двери, я вперился в потолок, не в силах заставить себя смотреть на происходящее. Спустя минуту сопровождавшее меня животное толкнуло в плечо:
– Пошли!
Мы двинулись дальше по коридору. Остановились возле одного из кабинетов. Конвоир аккуратно постучал, открыл дверь и заглянул в кабинет.
– Привёл.
Показал жестом заходить. В кабинете за столом с ноутбуком сидел худощавый мужчина в светлой рубашке с коротким рукавом и брюках. Он отвлекся от экрана, посмотрел на меня, кивнул конвоиру, и тот быстро исчез. Потом так же жестом указал мне на стул. Снова внимательно меня осмотрел. А я его. И примерно понял, с кем придется иметь дело.
В обычной жизни мы не замечаем таких людей. Вернее, они делают так, чтобы мы их не замечали. Невзрачная внешность, серая одежда, скромные повадки. Выдать их может, опять же, только взгляд – цепкий и пронизывающий. И возможность предугадывать человеческие мысли и поступки. Зная твои слабости, заставлять думать и поступать так, как нужно ему, считая при этом, что это твой личный выбор. Современных сотрудников спецслужб я давно поделил на две категории. Первые – мажоры, попавшие в «контору» благодаря родственным связям и использующие своё положение для крышевания бизнеса и личного обогащения. Вторые – чекисты, воспитанные на принципах старой школы, которым работа в разведке доставляет удовольствие. Возможность заработать для них – не мотивация, а, скорее, побочный эффект. Передо мной, похоже, сидел именно такой тип. Разыгрывать перед ним какой-то спектакль не имело смысла, он уже наверняка выяснил, кто я такой.