Короткие и унылые петербургские сумерки бесшумно вползли в комнату сине-лиловым сумраком и горничная, тихо приоткрыв дверь, оторвала ее от воспоминаний вопросом, не зажечь ли свет и не подать ли чаю — было как раз время. От чая она отказалась и тяжело поднявшись из кресла, направилась в комнату Ирэн проведать ее, хотя, по заверению врачей, спать она теперь должна была как минимум до утра Так и было — племянница пребывала в состоянии глубокого сна, не переменив даже позы, в которой они оставили ее несколько часов назад В комнате было совсем уже темно — лиловые сумерки стремительно перетекали в холодный и сырой вечер, к тому же плотно задернуты были тяжелые шторы на высоких окнах и мать Софья необходимым сочла зажечь маленький ночник в форме цветка лотоса у изголовья кровати Ирэн по прежнему оставалась неподвижна и дышала легко и тихо, так, что тетка должна была близко склониться к ее лицу, чтобы поймать это легкое дыхание Племянница вызывала в ней странное чувство С одной стороны, посвященная старым доктором, для которого похоже не было тайн в семье фон Палленов, как и ранее в семье князей Долгоруких, в подробности ее бурной греховной жизни, пагубной наркотической привязанности, в те жуткие истории, которые рассказывали о ней в свете, мать Софья не могла испытывать ничего, кроме омерзения, стыда и тяжелой скорби от того, что единственная оставшаяся в живых близкая ее родственница столь глубоко порочна Возможно все это и питало ее абсолютную уверенность в том, что Ирэн единственно виновна в смерти брата, павшего именно от ее руки В то же время, от одного только взгляда на хрупкую, почти детскую фигурку племянницы, ее нежное, прозрачное фарфоровое будто лицо, от беспомощного, полного животного ужаса выражения ее необычных фиалковых глаз, сердце игуменьи сжималось, охваченное великой жалостью и такой огромной любовью, что она с трудом сдерживала слезы, коих не ведала уже многие годы, живя в покое и ясном душевном равновесии. Кто-то из прислуги осмелился произнести это вслух, но даже если бы этого утверждения и не прозвучало, мать Софья и без того, с первого взгляда на находящуюся тогда в беспамятстве Ирэн поняла, что та удивительно похожа на нее в молодости Разумеется, некое сходство было в молодые годы у них с сестрой Ниной — матерью Ирэн, но разметавшаяся на постели девушка была точной копией именно юной княжны Ольги. Как и та в свое время, она была не просто очень хороша, но и совершенно необычна в своей красоте Когда же, ненадолго придя в себя, Ирэн заговорила, мать Софья, поражена была еще более — у племянницы был ее голос — низкий и слегка хрипловатый, такого не было ни у кого в их семье и отец шутил иногда по поводу проезжего цыгана, вызывая бурное негодование княгини — матери. Разными у них были лишь глаза Когда-то, юная Ольга, поражала воображение своих многочисленных поклонников прозрачной ледяной синевой своих огромных глаз Глядя в них, казалось, что хрупкое морозное зимнее небо погожим солнечным днем вдруг раскололось, словно оброненное молодицей зеркальце, на мелкие частицы и осколки его мерцают теперь под густыми темными ресницами княжны Ольги Создавая образ Ирэн, природа пошла еще дальше, наделив ее глазами совершенно небывалого у людей — яркого фиолетового цвета, от чего красота юной баронессы фон Паллен казалась и вовсе уж неземной.