Сент-Ив

– Я далеко не уверен в этом! – вскрикнул я. – Во-первых, не уверен как философ. В моих руках еще никогда не бывало большой суммы денег и, мне кажется, я могу скоро истратить ее (кто поручится за себя?) Во-вторых, я не могу сказать, окажется ли мне, как беглецу, достаточной цифра, о которой я говорил. Кто знает, что мне понадобится? Пожалуй, пятьсот фунтов выйдут у меня сразу. Но я всегда буду иметь возможность написать вам, прося выслать мне еще денег.

– Вы меня не поняли, – возразил Ромэн, – я теперь же прекращаю с вами всякие сношения. Вы до вашего отъезда дадите мне полномочие и затем окончательно покончите со мной до наступления лучших дней.

Помнится, я что-то возразил ему.

– Подумайте немножко и обо мне, – сказал Ромэн. – Мне необходимо утверждать, что до сегодняшнего вечера я никогда не видал вас, что сегодня вы дали мне полномочия, и затем я потерял вас из виду и не знаю, куда направились вы; мне незачем было расспрашивать вас! Все это так же важно для вашей безопасности, как и для моей.

– Мне даже нельзя писать вам? – спросил я, немного ошеломленный.

– По-видимому, я совершенно лишил вас здравого рассудка, – возразил он, – однако я говорю вам английским языком: вам даже нельзя мне писать, и если вы напишете, то не получите ответа от меня.

– Между тем письмо… – начал я.

– Послушайте, – прервал меня Ромэн, – как только ваш двоюродный брат прочитает газетную заметку, что он сделает? Тотчас попросит полицию следить за моей перепиской. Словом, ваше письмо на мое имя будет равняться письму в сыскное отделение. Лучше всего – послушайте моего совета и пришлите мне весточку из Франции.

– Черт возьми! – произнес я, начиная видеть, что обстоятельства совершенно противоречат моим желаниям.

– Что еще такое? – спросил адвокат.

– Нам нужно еще закончить кое-что до нашей разлуки, – ответил я.

– Я даю вам на приготовление целую ночь, – проговорил Ромэн. – С меня довольно, чтобы вы уехали отсюда до рассвета.

– В коротких словах, вот что мне нужно: ваши советы приносили мне такую пользу, что мне до крайности неприятно прекратить сношения с вами, и я даже попрошу вас указать мне человека, который мог бы мне заменить вас. Вы очень обяжете меня, если дадите мне рекомендательное письмо к одному из ваших собратьев в Эдинбурге. Хорошо, если бы это был старый, очень опытный, очень порядочный и скромный человек. Можете ли вы одолжить мне письмо такого рода?

– Нет, – ответил Ромэн. – Конечно, нет, я ни за что не сделаю ничего подобного.

– Это было бы таким одолжением для меня, – просил я.

– Это было бы непростительной ошибкой, – возразил он. – Как дать вам рекомендательное письмо? А когда явится полиция, забыть об этом обстоятельстве? Нет, не будем больше говорить об этом.

– По-видимому, вы всегда правы, – заметил я. – Я вижу, что мне не следует больше и думать о письме, но вы могли в разговоре со мной упомянуть имя адвоката; услыхав его в свою очередь, я мог воспользоваться этим обстоятельством и явиться к нему. Таким образом, мое дело попало бы в хорошие руки, а вас я ничуть не скомпрометировал бы.

– Какое дело? – спросил Ромэн.

– Я не сказал, что оно у меня есть, – возразил я, – но кто ответит за будущее? Я имею в виду только возможность.

– Хорошо, – сказал Ромэн, – вот вам имя мистера Робби; теперь покончим с этим вопросом. Или погодите, – прибавил он, – я придумал: я дам вам нечто вроде рекомендации, которая не скомпрометирует меня.

И Ромэн, написав на карточке свое имя и адрес эдинбургского адвоката, передал мне ее.

Глава XXI Я делаюсь владельцем кареты малинового цвета

Укладка вещей, подписывание бумаг и превосходный холодный ужин, поданный в комнату адвоката, отняли у нас много времени. Было позже двух часов утра, когда мы окончательно собрались в дорогу. Сам Роман выпустил нас из окна, находившегося в хорошо известной Роулею части дома; оказалось, что окно это служило чем-то вроде потайной двери для слуг, и когда у них являлось желание тайно провести где-нибудь вечер, они пользовались им, чтобы уходить из дому и возвращаться без хлопот. Помню, с каким кислым видом адвокат выслушал сообщение Роулея; губы его отвисли, брови сморщились и он все повторял: «Нужно взглянуть на лазейку и завтра же утром загородить ее!» Мне кажется, Ромэн до такой степени погрузился в новую заботу, что даже не заметил, когда я простился с ним; адвокат подал нам наши вещи; затем окно закрылось, и мы потонули в густой тьме ночи и леса.

Мелкий мокрый снег медленно падал на землю, приостанавливался, затем снова начинал сыпаться. Тьма стояла кромешная. Мы шли то между деревьями, то между оградами садов или, как бараны, запутывались в чаще. У Роулея были спички, но он не соглашался их зажигать, его невозможно было ни запугать, ни смягчить.

– Вы знаете, – твердил юноша, – он сказал мне, чтобы я подождал, пока мы зайдем за холм. Теперь уже недалеко. А вы-то еще солдат!