Сент-Ив

– Картина запечатлевается в моем уме, – сказал я, – дайте мне минуту, мне необходимо видеть все в целом; целое противоречит подробностям.

– Шарлатан! – прошептал Ромэн.

– Да, я все вижу теперь, вижу себя со слугой, и этот слуга – Роулей.

– Вы хотите взять Роулея, чтобы иметь лишнее звено, соединяющее вас с дядей! – проговорил адвокат. – Как благоразумно!

– Простите меня, но это именно благоразумно! – вскрикнул я. – Мой обман не будет длиться тридцать лет, я ведь не строю драгоценного гранитного дворца на одну ночь. То, о чем я говорю, переносная палатка, движущаяся картина панорамы, которая появляется, восхищает зрителей, затем через мгновенье снова исчезает. Словом, мне нужно только нечто такое, чтоб обмануть глаз, нечто пригодное в гостинице в течение двенадцати часов. Разве это не так?

– Так, однако возражение не разбивается. Роулей – новая опасность, – сказал Ромэн.

– На расстоянии Роулей будет походить, – ответил я, – на слугу, качающегося на сидении быстро несущейся кареты. Вблизи он станет производить впечатление нарядного, красивого, вежливого малого, увидев которого в коридоре гостиницы, один, оглядываясь на него, спросит: «Кто это?», а другой ответит: «Слуга господина из четвертого номера». Право, с ним я буду отлично чувствовать себя, если только мы не встретим моего двоюродного брата или личных друзей Роулея. Что делать, дорогой сэр! Конечно, если мы столкнемся с Аленом или с кем-нибудь из людей, присутствовавших при сегодняшней благоразумной сцене, мы погибли. Кто же спорит об этом? При каждом переодевании, как осторожно ни было оно задумано, остается слабая сторона. В подобных случаях всегда приходится возить с собой табакерку, с которой связан риск (беру сравнение из вашего кармана)… С моим Роулеем соединяется столько же опасности, как со всякими другими. Одним словом, малый этот честен, я ему нравлюсь, он мне внушает доверие и, кроме него, другого слуги у меня не будет.

– Он может не согласиться, – заметил Ромэн.

– Давайте держать пари на тысячу фунтов! – крикнул я. – Вам остается только отправить его на ту дорогу, о которой вы говорили, и предоставить все дело в мои руки. Говорю вам, он будет моим слугой и окажется вполне пригодным.

Я перешел на другую сторону комнаты и стал снимать платье.

– Ну, – сказал адвокат, пожимая плечами, – один лишний риск! A la guerre comme à la guerre, как сказали бы вы. Пусть же, по крайней мере, этот мальчишка придет сюда и поможет вам.

Ромэн собирался позвонить, но вдруг заметил, какие изыскания в гардеробе делал я.

– Не приходите в восхищение от этих сюртуков, жилетов, галстуков и так далее, словом, от всех вещей, окружающих вас теперь. Вы не должны путешествовать, имея вид денди, да это и не в моде.

– Вам угодно шутить, сэр, – ответил я, – и шутить довольно неосновательно. Эти платья – моя жизнь; они помогут мне скрываться, и так как я имею возможность взять только очень немного вещей, я поступлю как безумец, если выберу их наскоро, кое-как. Угодно вам раз навсегда понять, к чему я стремлюсь? Первое – стать невидимкой, второе – быть невидимкой в почтовой карете и в сопровождении слуги. Неужели вы не замечаете, какую тонкую задачу предстоит мне решить? Ничто не должно быть ни слишком грубо, и я слишком тонко: rien de voyant, rien qui détonne[21]; мне необходимо везде оставлять после себя неясный образ молодого человека с хорошим состоянием, путешествующего с удобствами; человека, о котором хозяин гостиницы забудет через день, а горичная, вздыхая, вспомнит не раз, благослови ее, Боже! Нужно крайне тонкое искусство, чтобы одеться таким образом.

– Я с успехом делаю это в течение пятидесяти лет, – сказал Ромэн, засмеявшись, – черный костюм и чистая рубашка – вот и все мое искусство.

– Вы удивляете меня; я не считал вас легкомысленным, – проговорил я, наклоняясь над двумя сюртуками. – Скажите мне, мистер Ромэн, похож ли я на вас, и приходилось ли вам ездить на почтовых с нарядным слугой?

– Не могу сказать ни того, ни другого, это верно, – ответил Ромэн.

– А это меняет все дело, – продолжал я. Мне нужно одеться так, чтобы мое платье подходило к нарядному слуге и шкатулке, обтянутой русской кожей.

Тут мне пришлось на мгновение замолчать. Я подошел к шкатулке и с минутным колебанием посмотрел на нее.

– Да, – продолжал я снова, – я должен надеть платье, подходящее и к этой шкатулке. Она кажется на взгляд вместительной, полной денег; она обозначает, что у меня есть поверенный, она – неоценимая собственность. Но я желал бы, чтобы в ней помещалось поменьше денег. Ответственность слишком велика. Не будет ли умнее, мистер Ромэн, если я возьму с собой только пятьсот фунтов, а остальное отдам вам?

– Да, если вы вполне уверены, что эти деньги не понадобятся вам, – ответил Ромэн.