Сент-Ив

— Почему? — спросил Ален. — Не стану вам и говорить, сколько времени прожил я в этом бедном доме. Поэтому вам совершенно незачем принимать на себя обязанности хозяина и все труды, которые они влекут за собой. Поверьте, роль хозяина скорее прилична мне, а потому я должен сказать вам несколько приветственных слов: с приятным удивлением я вижу вас в платье джентльмена и замечаю (он взглянул на разбросанные банковские билеты), что вам уже предоставлены необходимые средства, притом с такой щедростью.

Я поклонился с улыбкой, вероятно, не менее отвратительной, чем улыбка виконта.

— Средства необходимы многим, — сказал я. — Милосердию предоставляется большой выбор. Один выбивается из нужды, другой, такой же бедный, и, быть может, увязший в долгах, остается не при чем.

— Злобность очень непривлекательная черта характера, — заметил виконт.

— А зависть? — сказал я в ответ.

Вероятно, Ален почувствовал, что в этом словесном поединке перевес не на его стороне; может также статься, что он потерял самообладание; в течение всего разговора со мной он сдерживал себя, точно зверя, укрощаемого раскаленным железом. Во всяком случае, он вдруг перестал обращаться ко мне и дерзко сказал адвокату:

— Мистер Ромэн, с каких пор стали вы распоряжаться в этом доме?

— Я, кажется, не отдавал тут никаких приказаний, — возразил Ромэн, — во всяком случае, не вмешивался ни во что выходящее из круга моей деятельности.

— Так кто же велел не впускать меня в дядину комнату? — спросил мой двоюродный брат.

— Доктор, сэр, — ответил Ромэн, — а я полагаю, что даже «вы» признаете право медика делать подобные распоряжения.

— Берегитесь, сэр, — вскрикнул Ален, — не кичитесь вашим положением; оно далеко не так уж прочно, господин поверенный! Я нисколько не удивлюсь, если вы потеряете его, и я увижу вас в каком-нибудь грязном кабачке. Верьте мне, я брошу вам тогда милостыню, чтобы вы могли зачинить ваши рваные рукава! Доктор велел! Но, мне кажется, я не ошибаюсь, и вы сегодня вечером говорили с графом о делах, а затем этот неимущий джентльмен имел счастье повидаться с моим дядей, и во время этого свидания (как я с удовольствием вижу) достоинства моего милейшего кузена не помешали ему недурно устроить свои дела. Удивляюсь, что вы так виляете в разговоре со мной.

— Хорошо, если вы называете мои слова виляньем, — сказал Ромэн, — то я вам сознаюсь, что сам граф не велел пускать вас к себе; он не желает видеть вас.

— И я должен поверить этому, услыхав волю дяди из уст мистера Даниэля Ромэна? — спросил Ален.

— Да, за неимением лучшего, — ответил адвокат.

На одно мгновение судорога исказила лицо моего двоюродного брата, и я ясно слышал, как он заскрипел зубами; однако, к моему большому удивлению, Ален заговорил почти веселым тоном:

— Ну, мистер Ромэн, не будем считаться!.. — Он пододвинул себе стул, сел и продолжал: — Вы одержали надо мной некоторую победу: вы ввели к дяде вашего наполеоновского солдата и (не постигаю, как могло это случиться) его, по-видимому, приняли очень милостиво. Мне не нужно никаких доказательств; я и без них вижу, что мистер Анн буквально окружен деньгами; вероятно, мой кузен разбросал золото и бумаги от чрезмерной радости при первом взгляде на такие громадные суммы денег. Перевес на вашей стороне, но вы еще не выиграли партии. Поднимутся вопросы о зловредном влиянии, о принуждении, о секвестре. Мои свидетели готовы. Я цинично говорю вам об этом, так как вы не в состоянии воспользоваться моими словами и, если мне суждено худшее, я могу надеяться, что мне удастся погубить вас и вернуть то, что я потерял.

— Вы можете делать все, что желаете, — сказал Ромэн, — но я дам вам хороший совет: не предпринимайте ничего; вы только очутитесь в смешном положении, истратите деньги, которых и так у вас немного, и подвергнетесь публичному позору.

— Ну, мистер Ромэн, вы впадаете во всеобщую ошибку, — возразил Ален, — вы презираете вашего противника. Прошу вас вспомнить, сколько неприятностей могу я наделать вам. Вспомните о положении вашего protégé — бежавшего пленника. Хорошо еще, что я веду большую игру и пренебрегаю этими мелочами!

Мы с Романом переглянулись с торжеством. По-видимому, было ясно как день, что Ален не слышал ни слова об аресте Клозеля и его доносе. Успокоившийся адвокат сейчас же изменил свою тактику. Небрежно взял он и спрятал газету, до сих пор лежавшую на столе перед ним.

— Мне кажется, monsieur Ален, вы действуете под впечатлением иллюзии, — сказал Ромэн. — Поверьте мне, все это к делу не относится. Вы, очевидно указываете на возможность какой-то сделки? Но я не имею в виду ничего подобного. Вы подозреваете, что я хочу издеваться над вами, желаю скрыть от вас истинное положение вещей? Но мне надо спешить, и я должен как можно лучше объяснить вам все, что главным образом касается вас. Ваш внучатый дядя сегодня вечером уничтожил свое первое завещание и сделал новое в пользу вашего двоюродного брата Анна. Если угодно, вы услышите это из его собственных уст! Я устрою все, — прибавил адвокат, вставая. — Пожалуйте, господа!