Сент-Ив

Мне кажется, в этот день я пережил один из величайших успехов моей жизни. Меня уличили, с меня сняли маску; требовали, чтобы я совершил вполне естественный поступок, который привел бы к моей гибели. Тем не менее я спасся от тюрьмы и, против всяких ожиданий, снова шел по большой дороге. Это послужило мне великим поучением и доказало, что человеку никогда не следует отчаиваться. Вместе с тем из моего приключения я понял, что я должен быть гораздо, гораздо осторожнее. Каким сомнительным и сложным делом стал теперь весь вопрос о моем бегстве! То обстоятельство, что я чуть было не погиб от неправильно данной суммы «на водку», ясным образом показало мне еще, какие постоянные опасности окружали нас. Впрочем, я совершил ошибку гораздо раньше: если бы я не зашел чересчур далеко в откровенности с маленькой Долли, то в гостинице Киркби-Лонсделя ровно ничего не произошло бы. Я принял к сердцу данный мне урок и обещал себе в будущем быть сдержаннее. «Не мне заботиться о сломанных каретах или пострадавших путешественниках, — думалось мне. — У меня и своих забот достаточно; лучше, если мое добросердечие несколько уменьшится».

ГЛАВА XXV Я встречаю веселого чудака

Не буду рассказывать, как мы миновали следующие пятьдесят-шестьдесят миль. Читателю, вероятно, уже надоели путевые приключения, мне же не особенно приятно вспоминать об этой части моих странствий. Главную нашу заботу составляло стремление скрыть наши следы; однако, как вы впоследствии увидите, старания эти не увенчались успехом. Судьба не благоприятствовала мне. Зачем же мне рассказывать подробности тех ненужных предосторожностей, которые никого не обманули, или тех хитростей, которые оказались неискусными.

День клонился к вечеру, когда мы с моим юным слугой въезжали в Эдинбург под звуки почтового рожка и бряцания лошадиных сбруй. Я очутился в том месте, где мне предстояло действовать, где я некогда томился в заключении, откуда бежал. В этом городе жила та, которую я страстно любил! Сердце мое было переполнено. Редко чувствовал я себя таким героем, как в эти минуты. Я сел рядом с кучером, каждую минуту ожидая, что раздастся восклицание какого-нибудь встречного, узнавшего меня. Смотреть на нас, пленников-французов, приходили сотни людей, и до моего знакомства с Флорой я всегда старался быть заметным. Я удивлялся и удивляюсь до сих пор, что такое небольшое число людей узнало меня. Но, верно, чисто выбритый подбородок сильно меняет физиономию, а между серо-желтой курткой и одеждой, состоящей из тонкого белья, прекрасно сидящего, мышиного цвета пальто с черной подкладкой, великолепно сшитых панталон и неподражаемой шляпы, — разница невообразимо велика! Пожалуй, было бы даже естественнее, если бы я узнал некоторых из прежних посетителей замка, нежели если бы они догадались, что одетый по моде джентльмен и жалкий пленник, томившийся в замке, — одно и то же лицо.

Я с удовольствием почувствовал под своими ногами камни мостовой и вздохнул с облегчением, отойдя от толпы, собравшейся встречать дилижанс. Вот мы очутились в новой части Эдинбурга, нагруженные массой багажа. Была суббота, канун великого шотландского воскресного отдыха. Мы сами несли вещи, так как я не хотел взять кэб, не хотел даже нанять носильщика, потому что это могло впоследствии послужить связующей нитью между моей квартирой и дилижансом, что в свою очередь соединило бы меня с малиновой каретой и Эйльсбери. Я решил порвать цепь улик и начать жизнь сызнова (в смысле осторожности). Прежде всего нам следовало найти жилье как можно скорее; это оказывалось тем необходимее, что мы с чемоданами в руках очутились в многолюдной части города, в этот час полной щеголей, денди, почтенных тружеников и нарядных дам, словом, толпы людей, которые, одни в экипажах, другие пешком, спешили домой обедать.

Проходя по одной из улиц северной части Джемс-сквера, я, к счастью, заметил билет в окошке третьего этажа. О цене и удобствах квартиры я не рассуждал. Во время бури хороша всякая гавань — вот принцип, которым я руководствовался. Мы вошли в дом и поднялись на третий этаж.