Сосцами, дорогими для тебя,
Молю, остановись в своем безумье.
Желанье выздороветь – часть здоровья.
Федра
Не вся стыдливость вышла из души.
Старушенька, я слушаюсь. Любовь,
Которая не хочет управляться,
Побеждена да будет. Доброй славы
Не оскверню. Один исход из бед:
За мужем я последую и смертью
Предотвращу несчастье.
Кормилица
О питомка,
Умерь души разнузданный порыв:
Ты потому-то и достойна жизни,
Что смерти мнишь достойною себя.
Федра
Смерть решена; вопрос о роде смерти:
Окончу ль петлей жизнь или железом,
Иль брошусь вниз с Палладина Кремля.
Кормилица
Ты думаешь, моя позволит старость
Тебе погибнуть? Яростный порыв
Останови. Вернуться к жизни трудно.
Федра
Ничто погибели не помешает,
Коль решено и должно умереть.
Моя рука отмстительницей будет
За чистоту.
Кормилица
Единая утеха
Моих годов преклонных, госпожа,
Когда так сильно страсть душой владеет,
Презреть молву: она ведь неправдива
И часто лучше или хуже дел.
К его душе, суровой, неприступной,
Я путь найду. Моя теперь забота
На юношу сурового напасть
И ум его сломить неумолимый.
Хор
О богиня, дочь грозового моря,
Что зовется мать двойных Купидонов!
Сильный и огнем вместе и стрелами,
Сладострастья полн и веселья мальчик.
О, как метко он выпускает стрелы!
Страсть проникнет внутрь, в глубину суставов,
Все опустошит тайный пламень жилы;
Раны мальчик вширь не наносит вовсе,
Но она мозги пожирает тайно.
Не знает покой этот отрок: всюду
Стрелы сеет он как легко по миру!
Та земля, что зрит восхожденье солнца,
Иль вечерний брег на его закате,
Или жаркий край под созвездьем Рака,
Иль Медведицы подо льдом созвездья,
Зрящий лишь одни кочевые орды,
Знает этот огнь. Он воспламеняет
Юношей сердца пылких, воскрешает
Жар у немощных стариков угасший,
Пламенем сердца дев, им незнакомым,
Поражает вдруг. Побуждает он, с неба
В ложном зраке чтоб бог снисшел на землю:
Феб, начальник стад фессалийских, долго
Пас свои стада и, свой плектр оставив,
Созывал быков полевой свирелью.
Сколько раз был зрим во обличье смертном
И сам вождь небес и всех туш гонитель.
То крылами он замахал, как птица,
Слаще пел он, чем перед смертью лебедь,
То играл бычком со свирепым взором —
Подставлял хребет свой девичьим играм,
Вздумал посягнуть он на царство брата,
Греб копытом он, в подражанье веслам.
Укротил он мощь глубины пучинной,
Трепеща за жизнь дорогой добычи.
Страстью разожглась и богиня ночи,
Светлая во тьме; она, ночь покинув,
Лучезарную колесницу брату
Отдает, и он, колесницей ночи
Правя, сократил весь свой круг привычный.
Но дрожат оси колесницы грузной,
Слишком ночь свое позабыла время,
И замедлил день своим восхожденьем.
Бросил Геркулес свой колчан и стрелы,
И большого льва, свой доспех грозящий;
Перстнем скрасил он изумрудным руку,
Дал закон кудрям, непокорным гребню,
Чистым златом он обвязал голени,
На ноги надел он красны сандальи,
Нити он рукой, знавшей лишь дубину,
Прял веретена при вращенье быстром.
Узрела Персида, богатый край
Лидийский узрел,
Как сброшена шкура свирепого льва,
Как на тех плечах, что держали свод
Высоких небес,
Краснеет тирийская тонкая ткань.
Всем жертвам поверьте: священ тот огонь
И чрезмерно могуч. Над пучиной морской,
Опоясавшей землю, под небом самим,
Где текут лучезарные сонмы светил,
Безжалостный отрок всевластно царит,
Не спасутся от этих язвительных стрел
В пучине стада голубых Нереид,
Огня не угасит морская волна.
Природе пернатых знаком тот огонь;
Ужален Венерой, готов воевать
За целое стадо смелый бык.
Испуган за жизнь подруги своей,
И робкий олень вступает в бой.
Потрясают гривой пунийские львы
Под властью любви: лишь вспыхнет любовь,
О страсти зачатой вещает их
Неистовый рев.
Индеец пред тигром пестрым своим
Трепещет тогда.
Клыки заостряет свирепый кабан,
Готова на раны вспененная пасть.
Чудовищ морских покоряет любовь
И луканских быков. Природу всю
Побеждает она, изъятий нет.
По веленью Любви угасает вражда,
Уступает огню застарелый гнев;
Что больше мне петь: и мачех злых
Смиряет любовь.
Действие второе
Хор
Что нового, кормилица, приносишь?
Царица где? Умерился ль огонь?
Кормилица
Надежды нет на облегченье горя,
И нет конца безумному огню.
Ее снедает скрытый жар, и страсть
Ее лицо невольно обжигает.
В глазах сверкает пламя, пред лучами
Смыкаются ослабнувшие вежды.
Изменчивы желания ее,
И боль любви ей не дает покоя.
Походка умирающей, головка
Склоняется к плечу. Упав на ложе,
Не спит она, но в жалобах печальных
Проводит ночь. То приподнять себя
Велит, то уложить, то расплести,
То вновь связать узлами кудри. Прихоть
Одна другой сменяется. Забыла
Она дары Цереры золотой.
Шагами неуверенными бродит:
Нет больше сил и пурпура в лице;
Любовь снедает члены все, и тела
Увяла белоснежная краса.
И очи, где сияло пламя Феба,
Не говорят о солнечной природе.
Струятся слезы, вечная роса
Кропит ланиты, как на высях Тавра
Дождем весны размытые снега.
Но вот дворцовые раскрылись двери:
Откинувшись на ложе золоченом,
Безумная с себя покровы рвет.
Федра
О, сбросьте с плеч пурпурно-золотые
Одежды! Прочь багрянец Тира, прочь
И шелк, что серы с веток собирают.
Пусть узкий пояс стягивает грудь,