— Может, потому, что тебя не за что особенно хвалить. Ты деревенский тупица, ты не сделал, как я тебе велела. Я говорила тысячу раз: певцов в стиле «кантри» сейчас полно. И ты должен отличаться от них. В твоем голосе должно быть больше тоски.
Герм надулся.
— Между прочим, совсем не просто петь в той манере, к которой не привык.
— Если б ты не был таким лодырем и больше репетировал, у тебя наконец бы все получилось.
— Постараюсь, Поппи.
Он положил руку на ее голое бедро, выглядывавшее из-под юбки.
Она слегка нажала ему в пах. Его рука, держащая руль, дрогнула.
— Подожди, пока я не отъеду в сторону.
Тогда она ущипнула его.
— О Боже, Поппи, неужели тебе трудно подождать, пока я не найду, где остановиться?
— Заткнись, продолжай ехать и поработай пальцем.
— Не могу; я за рулем.
— Черт побери, Герман! Давай работай пальцем. Хочу, чтобы меня трахнули. И прямо сейчас!
Она снова ущипнула его, на этот раз больнее.
— Ради Бога, Поппи, лучше б ты перестала! Меня сейчас чуть не занесло! — Он заметно взмок. — Я не выдержу этого за рулем, — взмолился он.
— Говорю тебе, пошуруй своим пальцем.
— Каким образом? Ты что, без трусов?
Она задрала юбку. Он на секунду оторвал взгляд от дороги.
— Господи Иисусе!
— Теперь все ясно, Герман: ты плохо соображаешь. Потому объясняю. Одной рукой ты держишь руль, а вторая рука свободна. Ты можешь ей орудовать сколько угодно. — Наступила пауза. Через некоторое время она сказала: — Ну вот… Можешь же, когда захочешь.
—
— Хорошо, дурачок. Ну как?
— О Боже! Я сейчас остановлю машину!
— Не надо. Неужели ты не понимаешь, что так интереснее?
— Мы завтра опять пойдем в «Крупную выпивку»?
Неожиданно на нее накатил приступ раздражения.
— Это грязная дыра. В таких вонючих клозетах ничего не добьешься. Мы тут топчемся уже пять лет. А баксов у нас нет до сих пор, и никто не знает, что мы вообще существуем.
Он оторопел.
— Но ты же говорила, что нужно где-то начинать?
— Ты начинаешь уже несколько лет. Неужели тебе не приходит в голову, что ничего не получается? Ты записал только одну дурацкую пластинку, и нам никуда толком не удалось ее пристроить. Только нескольким поганым диск-жокеям из местных. Самое время убираться отсюда к черту.
— Но куда?
— Куда-нибудь, где можно хоть чего-то добиться.
В его глазах мелькнул злой огонек.
— Ты случайно имеешь в виду не Нэшвилл?
— Нет, болван, я не Нэшвилл имею в виду. Там певцов как собак нерезаных, и каждый суетится почем зря. А ты не пробивной, тебе за ними не угнаться. Да и вообще, кому нужен этот Нэшвилл?
Его подкупило ее стремление найти землю обетованную.
— Куда ты хочешь двинуться?
— В Голливуд. В Лас-Вегас. Или прямо в Нью-Йорк.
— В Нью-Йорк? Перестань дурачиться. Кому мы нужны в Нью-Йорке?
— Боже, ну ты и зануда! Не знаю, зачем я трачу на тебя время.
— Может, потому, что любишь меня? — робко произнес он. — Потому, что я хорошо пою? Или потому, что я хорошо трахаюсь?
— Не настолько ты хорошо поешь, да и трахаешься средне, — кисло заметила она. — И кто тебе сказал, что я люблю тебя?
— Поппи, а где мы будем жить в Нью-Йорке? Где достанем денег?
Рассказывать ему о Сюзанне было бесполезно. Он все равно не поймет, какую власть она имеет над Сюзанной, власть, которую она получила благодаря письму, опрометчиво отправленному ей Сюзанной. Должно быть, на нее нашло умопомрачение, когда она писала его, признаваясь в том, что попала в сложное положение из-за своих отношений с давним любовником и с тем женатым политиком, у которого были большие связи наверху. Да, она могла бы заложить Сюзанну и сбить спесь с нее, а заодно и с ее политика. А еще Сюзанна упомянула о крупной косметической фирме. Если Поппи выдаст ее тайну, дела фирмы, несомненно, пойдут прахом. Нет, вряд ли Сюзанна откажется поселить их на время в своем шикарном доме на Пятой авеню и помочь Герму. У нее наверняка есть связи, и она действительно постарается помочь им хотя бы потому, что чем раньше устроит их дела, тем скорее избавится от них.
— Так когда поедем, Поппи? — Он уже сгорал от нетерпения.
— Завтра.
— Завтра?
— Да, ты правильно понял. Завтра. И никому не скажем ни слова. Просто соберемся и уедем.
— А моя мама?
— Пошлешь ей открытку к Рождеству.
— Не могу поверить, — восторженно произнес он. — Нью-Йорк!
— Точно.
Поппи рассмеялась. Она представила, какое будет лицо у Сюзанны, когда на пороге ее роскошных нью-йоркских апартаментов появится она с Германом и с гитарой.