Семнадцать космических зорь

Дорогой Герман Степанович! Только что получил Вашу телеграмму с борта космического корабля-спутника «Восток-2». Все советские люди бесконечно рады успешному полету, гордятся Вами. Сердечно поздравляем Вас, верного сына нашей Родины, славной Коммунистической партии.

Ждем Вашего возвращения на Землю. Обнимаю.

Н. Хрущев

6 августа 1961 года

На душе стало очень радостно, я почувствовал, что вся моя страна, весь мир знает и следит за полетом, и вновь еще больше осознал ответственность перед всем нашим двухсотдвадцатипятимиллионным народом за точное выполнение программы полета.

На шестом витке я услышал знакомые всему нашему отряду позывные: «Ландыш! Я Ландыш!»

«Вас понял, вас понял. Прием, прием», — ответил я и стал ждать. «Гера! Все ребята желают тебе счастливого полета. Чтобы все было отлично. Ждем на Земле!»

Приятно было услышать во мгле космической ночи привет от друзей-космонавтов. Я узнал и голос. Мгновенно вспомнил, как недавно, вот так же, наверное, как они сейчас, мы все стояли на командном пункте, руководившем полетом Юрия Гагарина, и волновались за него. И как волновались!

«Вас понял, — передал я на Землю. — Спасибо, Паша. Передай привет ребятам. Спасибо, друзья!»

Официальные сообщения о полете «Востока-2» известны всем. Я расскажу только о тех минутах и наблюдениях, которые запомнились мне на всю жизнь, и даже новый полет и новые впечатления не вытеснят их из моей памяти.

Наступили они, эти минуты, когда, выполняя полетное задание, в 10.00 по московскому времени, находясь в этот момент еще в тени Земли, перешел на ручное управление кораблем. С волнением взял я штурвал. Вначале осторожно, затем энергичнее. Космический корабль послушно менял ориентацию, плавно переходил из одного положения в другое, и мне кажется — стоило только, как говорят летчики, «взять ручку на себя», и он понес бы меня к другим планетам. Чувство это ни с чем не сравнимо, оно переполняет человека гордостью за ученых, за нашу науку, за человеческий разум.

Ночь набегает, как тьма тоннеля, в который въезжаешь на автомашине. День — свет появляется так, будто его включают через реостат. Как люстры в театре... Космические сутки текут одни за другими.

Задач много: контроль за показаниями ориентатора, записи в бортовой журнал, проверка дальности радиосвязи и ряд научных экспериментов, необходимых для дальнейшего освоения космоса, — начиная от обычного сна, кончая обедом...

Нужно было подтвердить или опровергнуть десятки теорий, так как длительный полет в космос совершался впервые и должен был внести коррективы в накопленные знания и дать новый, по возможности обобщенный, материал.

Около четырех лет назад ученые имели довольно смутное представление о биологических явлениях, которые могут возникнуть в условиях космоса. Прежде всего волновал вопрос — как будет человек переносить невесомость несколько часов подряд, сможет ли космонавт нормально жить и работать? Невесомость— это не только забавные ощущения и положения, в которых человек перестает чувствовать вес своего тела, может стоять ногами на потолке, висеть, плавать в пространстве и тому подобное.

Вот, например, проблема — обычный обед. Мы собираемся летать в космосе долго, поэтому это вопрос немаловажный. Предполагалось, что такие ходовые «походные» продукты, как сухари и галеты, не подходят. Они крошатся, а крошки могут попасть в дыхательные пути. Пойдет ли вообще пища в желудок, если она ничего в космосе не весит? Одним словом, задач немало, и на все предстояло дать ответ.

В 12.30 я обедал, а позже, на шестом обороте, ужинал.

Ученые разрешили некоторые проблемы питания. Из ту-бов можно прекрасно поесть. Дело только в калорийности и вкусовых качествах космического меню. Обедая, ужиная и завтракая там, я подумал, что скоро появится новая профессия— повар космической кухни, так как знаменитые восточные, французские и другие кулинарии в космосе не будут иметь успеха. Пусть они по-прежнему царствуют на Земле...

Когда я вроде бы и свыкся с состоянием невесомости, на четвертом витке вдруг почувствовал неприятное ощущение. Стало подташнивать. Чтобы «успокоить» «расшалившуюся» вестибулярную систему, осторожно нашел самое удобное положение в кресле — и замер. Тошнота постепенно пропала, стало намного легче.

...Позади — двести тысяч четыреста километров. Немного отдохнув, я снова переключил автоматическое управление на ручное и начал второй экзамен «летным» качествам своей почти пятитонной космической машины. Корабль, подчиняясь каждому движению руки, менял положение и ориентацию, как будто я сидел за штурвалом хорошо сконструированного и легко управляемого истребителя. И словно в добавление к этому удовольствию радио принесло мне теплую телеграмму Юрия Гагарина. В это время он находился в Канаде, в гостях у Сайруса Итона. «Погоди, старина! Радио еще не успеет доставить мой ответ, а я уже махну тебе рукой из иллюминатора... Может, увидишь?» — подумал я, так как «Восток-2» должен был вскоре появиться над Канадой. И все же, не надеясь на «визуальный» привет, отстукал ему по радио «спасибо».