Семиклассницы

Надежда Фёдоровна и Дима давно уже спали, а Тася, обычно начинавшая зевать с восьми часов вечера, всё вздыхала и ворочалась с боку на бок. Ужасное мучение — бессонница! Наконец она осторожно опустила ноги с кровати, попала на ощупь в туфли, закуталась в одеяло, нашла в потёмках свой школьный портфельчик и, крадучись, вышла из комнаты. Она села в коридоре под лампочкой, закуталась одеялом и открыла учебник истории, за которым застало её «важное сообщение».

Утром Надежда Фёдоровна насилу её растолкала.

— Поразительно! Даже после вчерашнего она спит, никак не добудишься! Есть у этой ленивицы чувства?

Тася ответила кротким, задумчивым взглядом, а Надежда Фёдоровна отчего-то смутилась.

«Надо взять себя в руки. Всё-то браню её да отчитываю. Не выберу времени поговорить по-хорошему, а ведь дочь растёт — не куст бузины. Вон уж большая совсем». Надежде Фёдоровне стало жалко свою большую дочь. Она поправила на ней воротничок.

— Тася, я напишу папе, что ты мне помогаешь по дому, а про школу писать погодим, пока у тебя там наладятся дела.

Тася хотела рассказать о своих ночных мыслях, но, не привыкнув делиться переживаниями с матерью, промолчала и только подумала: «Недолго вам придётся годить, у меня дела почти что наладились».

На улицах висели в витринах газеты. На первой странице крупными буквами напечатан был необыкновенный приказ.

Тася останавливалась возле каждой витрины и с беспокойным любопытством наблюдала, как люди читают. Никто не догадывался, что коротенькая, широколицая и немного лупоглазая девочка — дочь подполковника Добросклонова.

Таким образом, Тася опоздала бы в школу, если бы первый урок из-за болезни учителя не оказался пустым.

— Генрих Второй умер в 1189 году, после него царствовал Ричард Первый Львиное Сердце, —твердила Тася, входя в класс и с волнением предчувствуя двойное своё торжество. Во-первых, приказ. Во-вторых, едва ли кто усвоил сегодня материал по истории так отлично, как Тася! Она помнила даты, отчётливо видела цифры, страницы, абзацы, даже строчки! Повезло Ричарду Первому!

— Девочки! — воскликнула Люда Григорьева, которую при появлении Таси молнией осенила догадка. — Девочки! А ведь наша Таська тоже Добросклонова. Вот так штука!

Все повскакали с парт и окружили Тасю, не веря глазам.

— Ты та Добросклонова или нет? — в упор спросила Люда Григорьева.

— Конечно, та. А вы как думали? — скромно ответила Тася.

Наташа протолкалась вперёд.

— Подполковник Добросклонов твой отец? Твой родной? — в каком-то смятении повторяла Наташа.

Казалось, вчерашнее «важное сообщение» её потрясло. Может быть, её мучает тайная зависть? Что её мучает?

Если бы Наташу спросили: «Где твой отец?»

Она стыдилась этого вопроса, готова была убежать от него за сто вёрст.

«Не знаю, где мой отец».

Как себя помнит Наташа, у неё были мама и Катя, они жили втроём, да ещё старая нянька, им было вовсе не плохо, и Наташа радовалась жизни.

Но однажды — это было давно, до войны, — Наташе случилось заскочить нечаянно за какой-то надобностью в кухню, и застигнутый там разговор поразил её громом. Сидя возле примуса с папиросой в зубах, старуха соседка чистила картошку и хриплым от табака голосом рассказывала всей кухне:

— Отчего он и ушёл от неё, что самостоятельна больно! Кому любо, чтоб жена — нынче на лекцию, завтра в собрание, туда да сюда. А кто мужа обихаживать станет? От неухода да от её шибкой сознательности он и ушёл.

Увидев Наташу, старуха пустила из папиросы дымовую завесу, и Наташа ёкнувшим сердчишком своим поняла: «он» — это её отец. Она долго молча страдала, жалея спросить мать: «Где наш с Катей отец?»

«Я у вас мать и отец», — ответила мама. И никогда больше они с Катей не спрашивали…

— Слыхали, вчера моему папе салют был? — говорила Тася, наслаждаясь вниманием и интересом к себе всего класса. — Теперь мы будем орденоносцы.

— А ты тут при чём? — фыркнула Люда.

Тася прикусила язык. Ведь давала слово не гордиться, не важничать, не задирать носа, сколько бы ни было папе салютов. «Никогда больше ничем не хвастну!»

Но она тут же снова хвастнула:

— По истории сегодня задали лёгкий урок. Раз прочитала — всё сразу запомнила.

— А ну, отвечай, — скомандовала Кесарева, недоверчиво щуря строгие глаза.

— Пожалуйста.

— Иди к доске.

— Уж и к доске. Можно с места.

— Не рассуждай. Иди, иди!

— Пожалуйста.

Тася вышла к доске, скромно потупила взор и без запинки выложила им о Ричарде Львиное Сердце, слово в слово по книге.

— Знает! — удивилась Кесарева. — Зазубрила без смысла или поняла что-нибудь? Где ей понять, заводная машина!

— Девочки, теперь всякий спросит, как у нас Добросклонова учится. Придётся каждый день проверять.

Они говорили о Тасе, как о неодушевлённом предмете — какой-нибудь табуретке, которую можно передвинуть так или эдак.

Только Женя, заикаясь, сказала:

— А во-от взяла бы да-а стала лучше всех. Чтоб отцу бы-ы-ло приятно.

Так неожиданно закончился конфликт Таси с подругами.