Семья вампиров

Никакие уговоры, никакие доводы не помогали. Я решился оставить упрямца еще на ночь, а утром подсыпать сонного порошка в вино и заставить его выпить. Приготовив покрепче снотворное, я сидел у себя в комнате. Пробило два часа.

Вдруг в комнату, пошатываясь, вошел Петро. Он весь был иссиня-бледен, точно утопленник, волосы всклокочены, сам весь дрожит. Беспомощно опустившись на стул, он залился слезами. Первых слов его разобрать было невозможно, до того стучали его зубы.

Наконец я уловил:

— Графинюшка… ужас… наша графинюшка ходит… мертвец…

— Успокойся, Петро, расскажи все по порядку, я и сам думаю, что виноват не американец, а графиня, — сказал я, стараясь казаться спокойным.

— Наша графинюшка, этот ангел-то во плоти и она же — вурдалак, вампир… — И он снова зарыдал.

Когда припадок прошел, Петро сообщил мне, что в эту ночь, как и в предыдущие, он сидел на скамейке против входа в склеп и не спускал глаз с двери. Ключ от нее лежал у него в кармане.

Ночь была лунная, и все происходящее было видно совершенно отчетливо.

— Смотрю, — говорил он, — перед дверью стоит графиня. Белое нарядное платье, локоны по плечам и на голове цветы и бриллианты. Ну точь-в-точь как она наряжалась, когда ехала на бал. На минуту я забыл, что она умерла, и бросился к ней со словами «Графинюшка, милая!» — Она ласково посмотрела да и говорит: «Петро, за что ты меня преследуешь?» Тут я вспомнил, что она мертвая, отскочил, а она за мной. «Оставь меня в покое, и я тебя не трону», — и голосок у ней такой нежный. «Бог с вами, — говорю, — графиня, ведь вы же умерли… и похоронены». «Умерла… и все-таки живу, — отвечает она. — Не мешай же мне». — И сама отстраняет это меня с дороги рукой. Я хотел было перекрестить ее, а она как бросится да как схватит меня за плечи. Сильная такая, глаза злые и лицо совсем как чужое. Хочу вырваться и не могу, вот-вот повалит… Так мы все пятились, пятились и дошли до грядки с чесноком. Я запнулся и упал к подножию креста. Она тоже повалилась… Ну, думаю, загрызет!.. Да Бог помиловал. Почуяла она чеснок, соскочила, застонала тяжко, тяжко и исчезла. Долго я лежал: боялся пошевелиться. Ну а потом и к вам, доктор. Что же нам теперь делать-то? Ведь графинюшку-то я не могу колом, рука не подымется… — прошептал верный слуга и опять заплакал.

До утра мы сидели с ним, обдумывая, как поступить. Надо обезопасить замок и деревню от вампира, а в то же время, ради Карло и старого графа, пощадить имя графини в народе.

Мы еще ничего не решили, как пришли мне сказать, что умер сынишка кучера, мальчик лет десяти. А затем потянулись один за другим слуги, прося расчета. Причина была одна: «У вас в замке нечисто».

Пришлось всех отпустить. Осталось два-три человека, которым абсолютно некуда и не к кому было идти. Надо было волей-неволей посвятить в дело и твоего отца. С большими предосторожностями и понемногу я сообщил ему все. К моему удивлению, и на этот раз он остался почти спокоен. И только спросил, кто, кроме меня и Петро, знает про «то». И когда узнал, что никто, остался очень доволен. Видимо, он уже знал страшную тайну покойницы. Не оттого ли он и сидел целыми днями в склепе?

Немедленно граф распорядился продать лошадей, коров и прочую живность — одним словом, все, что требовало ухода, заперев почти все комнаты замка, и отпустил слуг с наградою. Затем по его приказу поденщики из города живо приготовили новый склеп в скале, на два гроба.

Не решаясь пригласить священника, на восходе солнца, когда по чистому воздуху так хорошо доносится колокольный звон из деревни, перенесли мы сами гроб с графиней из старого склепа в новое помещение и с разными предосторожностями заделали его в стену. После того отец твой взял с меня и Петро страшную клятву молчать обо всем случившемся. Он щедро обеспечил нас. Петро как милости выпросил позволения остаться с ним в замке, где и прожил пятнадцать лет.

Как твой отец намерен был поступить с тобой и замком — он нас не посвятил. Смерть унесла его неожиданно для него самого. Мы похоронили его в новом склепе, в том месте, которое он себе приготовил. Петро, по обещанию, пошел пешком в Рим, а я вернулся домой.

А теперь, Карло, — уходи! Я нарушил ради тебя клятву, оставь же меня и дай мне отдохнуть, — и старик скорбно, тяжело поник головою. Я вышел.

Где и как я провел эту ночь, не могу вспомнить… — ходил и ходил… И вот на заре пишу тебе, Альф. Это последнее средство хоть немного разобраться в своих ощущениях и попробовать успокоиться и обсудить. Что это?

Не сошел ли я с ума? А все слышанное, да и сам старик доктор в придачу — не что иное, как один бред больного мозга.

Или доктор существует и он сошел с ума от старости?.. или же… или это все страшная правда?

Какая правда?.. Правда то, что… я — сын вампира! Нет, я сумасшедший… Впрочем, что лучше? — Реши сам. Ах, почему ты не здесь, ты бы со стороны вернее это определил. Альф, спаси меня!