Велико было смущеніе мистера. Симона Тоггса, когда его подняли и поставили на ноги двое служителей; миссисъ Тоггсъ порядкомъ напугалась за своего сына, а капитанша Уотерсъ испытывала жгучую тревогу объ его участи. Впрочемъ, скоро обнаружилось, что онъ пострадалъ немногимъ больше осла: мистеръ Симонъ только слегка оцарапался, а буйный оселъ, какъ ни въ чемъ не бывало, щипалъ траву. Такимъ образомъ поздку признали восхитительной. Супруги Тоггсъ вмст съ капитаномъ Уотерсъ заказали завтракъ въ садик, разбитомъ во двор гостиницы; на стол стояли блюдечки съ крупными креветами, сливочное масло, черствыя булки, бутылки съ элемъ. Небо оставалось безоблачнымъ. Передъ глазами туристовъ красовались цвточныя клумбы и ярко-зеленый дернъ; море отъ подошвы утеса, простиралось вдаль, до самой линіи горизонта, гд взоръ не могъ уже различить ничего; по его гладкой поверхности скользили суда подъ парусами, которые казались на разстояніи такими же блыми и маленькими, какъ разввающіеся носовые платочки. Креветы были превосходны, эль и того лучше, а капитанъ Уотерсъ еще миле всей этой благодати. Капитанша удивительно разошлась посл завтрака. Она вздумала бгать вдогонку по лужайк между цвточныхъ клумбъ сначала за своимъ мужемъ, потомъ за мистеромъ Симономъ, потомъ за миссъ Шарлотой, при чемъ заливалась громкимъ смхомъ. Но, по словамъ капитана, это ничего не значило; кто-же въ самомъ дл могъ здсь знать, что они за люди? Вроятно, вс въ гостиниц считали ихъ простыми смертными. — «Само собою разумется», — отвчалъ на это мистеръ Джозефъ Тоггсъ. Посл завтрака вся компанія отправилась нсколько дале, чтобъ спуститься по крутымъ деревяннымъ ступенямъ, которыя вели къ подножію утеса. Тутъ прізжіе любовались крабами, морскими водорослями и угрями до тхъ поръ, пока спохватились, что имъ давно пора отправиться обратно въ Рамсгэтъ. Въ заключеніе мистеръ Симонъ Тоггсъ сталъ подниматься по лстниц послднимъ, а миссисъ Уотерсъ предпослдней.
хать на осл къ мсту его постояннаго жительства дло совсмъ иное и гораздо боле исполнимое, чмъ хать на немъ въ противоположную сторону. Оно требуетъ большой предусмотрительности и присутствія духа въ одномъ случа, чтобъ предугадывать частые порывы блудливаго ослинаго воображенія, тогда какъ въ другомъ вся ваша задача ограничивается тмъ, что вы должны держать свой путь, слпо доврившись инстинкту животнаго. Мистеръ Симонъ Тоггсъ избралъ послдній способъ на возвратномъ пути. И его нервы были такъ мало разстроены путешествіемъ, что онъ отлично понялъ, какая перспектива, открывается передъ нимъ на предстоящій вечеръ. Между Тоггсами и Уотерсами было ршено сойтись опять въ курзал.
Курзалъ былъ наводненъ публикой. Тамъ собрались т-же леди и т-же джентльмены, которые прогуливались утромъ по ллажу, а наканун по дамб. Молодыя особы въ коричневомъ плать и браслетахъ изъ черной бархатной ленты торговали бездлушками въ кіоск или предсдательствовали за столами, гд шла азартная игра въ концертномъ зал. Здсь можно было встртить маменекъ съ дочерьми-невстами, занятыхъ игрой, или гуляющихъ подъ звуки музыки, при чемъ молодежь усердно предавалась втихомолку флирту. Здсь попадались вертопрахи, которые прикидывались сантиментальными и вздыхали, или, наоборотъ, корчили изъ себя свирпыхъ усачей. Здсь сошлись: миссисъ Тоггсъ въ плать янтарнаго цвта, миссъ Тоггсъ въ небесно-голубомъ и капитанша Уотерсъ въ розовомъ. Тутъ парадировалъ капитанъ Уотерсъ въ венгерк съ золотыми шнурами; тутъ были: мистеръ Симонъ Тоггсъ въ бальныхъ башмакахъ, въ золотистомъ жилет и мистеръ Джозефъ Тоггсъ въ синемъ сюртук и гофрированномъ жабо.
— Нумера: третій, восьмой и одиннадцатый! — громко и отчетливо произнесла одна изъ молодыхъ особъ въ коричневомъ плать.
— Нумера: третій, восьмой и одиннадцатый! — повторила, какъ эхо, ея товарка въ такой же форменной одежд.
— Нумеръ третій вышелъ, — сказала первая двица. — Нумера восьмой и одиннадцатый.
— Нумера восьмой и одиннадцатый, — отозвалась опять вторая леди.
— Нумеръ восьмой вышелъ, Мэри-Анна, — заявила первая.
— Нумеръ одиннадцатый! — возгласила вторая.
— Теперь вс нумера разобраны, леди; прошу пожаловать! — сказала первая.
Представительницы нумеровъ: третьяго, восьмого, одиннадцатаго и прочихъ столпились вокругъ игорнаго стола.
— Не угодно ли вамъ бросить, сударыня? — предложила предсдательствующая богиня, передавая стаканъ съ игральными костями старшей дочери дебелой дамы, окруженной четырьмя дочерями.
Между зрителями воцарилась глубокая тишина.
— Бросай, моя милочка Дженъ! — сказала дебелая маменька.
Интересное проявленіе застнчивости, вспышка румянца подъ прикрытіемъ батистоваго платочка, перешептыванье съ младшею сестрой.
— Душка Амелія, бросай за твою сестру, — продолжала видная леди и затмъ, повернувшись къ ходячей реклам макассароваго масла Роулэнда, стоявшей вблизи нея, она прибавила: Дженъ чрезвычайно скромна и застнчива, но я не могу сердиться на нее за это. Безхитростная и простодушная двушка такъ неподдльно мила, что я часто желаю, чтобъ моя Амелія больше походила на сестру.