Семья и как в ней уцелеть

Робин. Я был старшим из пяти сыновей. Еще бы не помнить! Первые четыре года жизни был переполнен безоблачным счастьем — пока не родился брат, а тогда будто бомба взорвалась, и надолго все во мне посерело, затянулось сеющей пепел тучей. Как многие первенцы — убежден — я был изначально «испорчен», и поэтому еще сильнее негодовал на «новость», отчего у всех близких попал в «черные списки». К тому же в моей семье водилась «фамильная» боязнь зависти, мои родители держали ее за «ширмой». И они «отвращали» меня от зависти страхом вместо того, чтобы «указать границы», что помогло бы мне постепенно одолеть ее.

Джон. Значит, Вас и Ваших братьев изводила ревность?

Робин. Чудовищно! Мы без устали ссорились из ревности, а родители не знали, как с нами справиться. «Откуда такие ревнивые, — обычно сокрушались родители, — мы же стараемся ко всем относиться одинаково». И действительно, старались. Но поскольку зависть, ревность ужасно пугали и тревожили их, нам не дали возможности «наревноваться» — «переревновать» и усвоить ревность как нормальное, естественное среди прочих, положенное человеку чувство. Но я-таки теперь ученый, и когда ко мне за консультацией обращаются семьи, жалуясь на ревность среди детей — хотя каждому кусок пирога режут по линейке и никого не обделяют пенициллином, если простыл один, — я знаю, что делать. Я говорю им, что у них во многих отношениях замечательная семья, но они явно не преуспели в зависти, им нужно поупражняться, а потом придти ко мне еще раз.

Джон. То есть очень доброжелательно Вы подталкиваете их «сознаться» в зависти — осознав, вытащить зависть из-за «ширмы».

Робин. Да. Полезно «вести дело» шутя. И пусть папа проявит инициативу — за обедом в воскресенье пусть попросит маму положить ему на тарелку на одну картофелину меньше, чем всем остальным, предполагая, что каждый позлорадствует всласть. Он с удовольствием сделает этот почин, чтобы подать всем хороший пример — какова и цель. А кроме того, ему решать, кто будет следующей жертвой поучительной шутки.

Джон. Родителей не заденет, что Вы посчитаете их тоже «больными» завистью?

Робин. Нет — если посчитают так в рассчете на то, что они помогут детям переболеть чужим «здоровьем» — «перезавидовать» — и научиться справляться с завистью. Разумеется, вы подаете такой же совет самим родителям — не прямо, эзоповской речью. Даете также и им возможность вытащить зависть из-за их «ширмы», вздохнуть легче… духом соперничества, которое нормально для их отношений. Ведь дети обычно открыто выражают естественное соперничество, которое присуще и родителям, … старающимся не смотреть в глаза правде.

Джон. Родителям присуще естественное соперничество?

Робин. Они соперничают, будучи разными, обладая разными преимуществами, — как мужчина и женщина, отец и мать. Тут также отголоски ревности к братьям и сестрам, с которыми они росли в своих семьях. Если родители научатся легче принимать естественное «напряжение», существующее между ними, ссоры детей утихнут сами собой.

Джон. Я был единственным ребенком в семье и думаю, что не усвоил многих уроков, которые Вы затвердили, «погрузившись» в естественное соперничество братьев, сестер. Поэтому в какой-то степени я прятал за «ширму» свой дух соперничества и чувство зависти, я стал осваивать их лишь в Вашей группе.

Робин. А еще, как думаете, где промахнулись — «в единственных»?

Джон. Ой, удар не по правилам! Я был слабее сверстников — родители «единственного» носятся с ним, потому что больше не на кого излить нежность, не о ком тревожиться.

Робин. И единственный ребенок в семье уже принимает себя за «единственного в своем роде»!

Джон. Да, раз вы единственный, значит, начинаете считать себя особенным. Поэтому, наверное, во мне есть что-то от «аутсайдера». И раз вы один у родителей, вам труднее «вырваться» от них, стать независимым. После Кэмбриджа я полтора года прожил в Штатах и, признаюсь, как ни стыдно, что домой почти не писал. Но таким неуклюжим способом — даже не осознавая — думаю, я перерезал, наконец, пуповину.

Робин. Единственным детям освободиться от родительского вмешательства даже труднее, чем старшим.

Джон. А в других отношениях как сопоставимы «единственные» и «старшие»?

Робин. У «единственных» обычно больше напора и меньше сомнений, чем у «старших». Возможно, потому, что им не пришлось пережить травму: их, «одних-единственных», не свергали с престола.

Джон. Ну, а младшие?..