— Давай наберемся терпения, милый Генри, — улыбнулась мадам Бланш. — Мисс Рейнберд из породы неверующих. Мы не можем надеяться заслужить ее доверие так быстро.
— Некоторые люди верят слепо, — ровным, не терпящим возражений тоном заявил Генри. — У других вера рождается и растет в борениях, своенравным цветком, распустившимся до срока. Твоей знакомой следует победить свой скептицизм, обогрев душу любовью. Тогда расцветет вера.
— По-моему, ты слишком много общаешься там с поэтами, — несколько раздраженно сказала мадам Бланш. — Не забывай, что ты инженер, хорошо? Постарайся выражаться яснее.
Из уст мадам Бланш раздался мужской смех, а затем голос Генри заявил:
— Что за беспардонность, Бланш? Ладно, спроси, знает ли их твоя знакомая.
— Вы их знаете? — обратилась Бланш к мисс Рейнберд.
— Я догадываюсь, кто эти люди, но не могу утверждать со всей определенностью, — ответила мисс Рейнберд, все более осваиваясь в странной и непривычной для себя обстановке.
— Ответ ты слышал, Генри, — прокомментировала Бланш.
— Именно этого я и ожидал, — сказал Генри. — Тем не менее скажи ей, что эгоизм в человеке слабее, чем чувство справедливости. Собственно говоря, она сама это знает. По этой причине она и пришла к тебе. Передай ей, что эти двое желают торжества справедливости, но ничего не могут сделать, пока она не готова. Скажи ей, что истинная семья — это братство людей.
— Вы понимаете смысл того, что говорит Генри? — спросила Бланш у мисс Рейнберд.
— Да, конечно, понимаю. Все эти банальности мне знакомы…
Генри расхохотался устами мадам Бланш, и такое быстрое переключение с женского голоса на мужской наконец вывело мисс Рейнберд из того шаткого состояния душевного равновесия, в котором она до сих пор пребывала. Ее прошиб холодный пот и охватило неудержимое желание прекратить происходящую на ее глазах комедию.
Как бы в ответ на ее реакцию раздался разочарованный голос мадам Бланш:
— Почему они уходят, Генри? Они отворачиваются от нас.
— От них отвернулись, Бланш, — торжественно произнес Генри. — Нам не чужды любовь и взаимопонимание. Наши возможности позволяют обратиться к прежней жизни. Но не в нашей власти влиять на человеческое сердце. Как инженер, я бы мог осушить необъятные болота и развести сады в пустыне, но ни я, ни кто-либо другой не способен зажечь в вас искру веры так же просто, как чиркнуть спичкой или зажечь газовую лампу.
— Ты отстал от времени, Генри, — усмехнулась мадам Бланш. — Теперь мы пользуемся электричеством.
— Трудно избавиться от старых привычек, — ответил Генри. — Не менее трудно, чем от привычных предрассудков.
Мисс Рейнберд заметила, что по плечам мадам Бланш пробежал озноб, будто от порыва ледяного ветра.
— Вот мужчина уже ушел, — проговорила мадам Бланш. — Но, Генри, почему так нерешительно ведет себя женщина?
— Ее удерживает любовь, Бланш. Точнее, две любви, одну из которых она подарила, а другую предала.
— Вы понимаете, о чем он говорит? — обратилась мадам Бланш к мисс Рейнберд.
— Возможно, — сдавленным голосом ответила мисс Рейнберд и, внезапно уронив голову, прерывисто, почти задыхаясь, заговорила: — Попроси, чтобы он ей передал… чтобы он сказал ей… О, нет!.. Нет!..
На лице мисс Рейнберд отразилась внутренняя борьба между желанием поверить в этот невероятный мир и привычной ее существу недоверчивостью, которая упорно, почти озлобленно корила ее за проявленную глупость.
— Пустыня в сердце оживет под слезами, — спокойно и неторопливо сказал Генри. — До свидания, Бланш… До свидания…
— До свидания, Генри, — эхом отозвался голос мадам Бланш.
Мисс Рейнберд медленно пришла в себя и осмотрелась. Мадам Бланш сидела с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Потом ее руки не спеша поднялись, и, взявшись за бусы, она снова замерла. Так они просидели довольно долго. Мисс Рейнберд, окончательно справившаяся с волнением, начала уже думать, что мисс Тайлер заснула, и осторожно спросила:
— С вами все в порядке, мадам Бланш?
Бланш медленно открыла глаза и улыбнулась.
— Боже мой! — воскликнула она, тяжело выдохнув. — Что здесь произошло? Я чувствую себя как выжатый лимон. Вот это да… Вы не возражаете, если я…
Она многозначительно посмотрела в сторону графина с хересом.
— Пожалуйста, конечно, — тут же ответила мисс Рейнберд и встала.
Налив вина себе и мадам Бланш, она снова устроилась в кресле, и некоторое время они сидели молча, сосредоточившись на напитке.
— Вы что-нибудь помните? — наконец спросила мисс Рейнберд.
— Нет, ничего, — покачала головой Бланш. — Знаю только, что Генри что-то взволновало. Он всегда оставляет меня в таком состоянии, как сейчас, когда его что-нибудь задевает. — Она рассмеялась и продолжила: — Иногда меня даже подмывает посмотреть, нет ли на теле синяков. Вообще-то Генри всегда откровенен и прямолинеен, хоть и любит иногда понапустить мистики.
— Вы действительно не помните ничего из того, что здесь говорилось?