Семейные тайны Армстронгов

Джонни рисовал Клару в бальном зале, когда дверь неожиданно распахнулась и вошла Пруденс. Твердым шагом она прошла по паркету и остановилась прямо напротив Джонни.

— Чем обязан? — спросил он, смущенно мотая головой.

Она вынула руку, которую прятала за спиной, и протянула ему белое перо.

— Это мне? — спросил он, удивленно поднимая брови.

— Да.

Джонни протянул руку и взял перо.

— Вы слишком добры. Я обязательно суну его в свою подушку к его собратьям.

Она направилась к выходу, но уже перед дверью остановилась и окинула взглядом их обоих.

— Дети играют в свои игры, в то время как мужчины умирают.

Джонни кивнул ей.

— Сильно сказано. Можно мне в ответ тоже сказать вам что-нибудь основательное?

— Безусловно.

— Тогда заткнитесь!

Пруденс с силой захлопнула за собой дверь.

— Подозреваю, что на фронте немцы боялись бы ее намного больше, чем меня. Может, она отправится туда вместо меня? Она всегда такая агрессивная?

— Да.

— И как вам удается уживаться с ней под одной крышей?

— Я стараюсь.

Джонни отбросил перо в сторону и продолжил рисовать.

Клара с любопытством смотрела на него.

— А вас это не волнует? В смысле, что вам вручили белое перо? Это ведь означает, что она назвала вас трусом?

— Не волнует нисколечко. Плевать я хотел. Война — пустая трата времени, она совершенно бессмысленна. Если кто-то хочет сложить голову где-то в грязи на чужбине, это его проблемы. Я этого делать не стану.

Клара почувствовала, что снова начинает злиться.

— Вы не можете называть войну бессмысленной, Джонни. Там сражается мой муж. И очень многие из моих друзей.

Джонни замер и пристально посмотрел на нее.

— Вот! Сохраните это выражение на лице!

Эти слова рассердили ее еще больше.

— Вы не смеете говорить мне что попало, лишь бы спровоцировать меня и правильно нарисовать эту вашу чертову картину!

— О, так это уже моя чертова картина? — рассмеялся он. — До сих пор я думал, что это ваша чертова картина. Как бы там ни было, но я говорю это не для того, чтобы добиться от вас определенной реакции. Я на самом деле не верю в эту войну.

— Но почему?

— А почему она ведется?

— Потому что немцы захватили Бельгию…

— Нет, это уже следствие войны, а не ее причина. — Голос его вдруг стал скучным. — С моей точки зрения, войны связаны с хвастовством, с желанием людей постучать себя кулаком в грудь. Так было раньше, так оно есть и сейчас. Никто не ожидал, что дело зайдет в тупик и обернется такой бойней, и думаю, что никто уже толком не помнит, с чего там все началось. Так что — нет, я ни на йоту не согласен с войной. — И он продолжил рисовать.

— Я думаю, что вы ведете себя крайне неуважительно — говорите такие вещи в доме офицера, который воюет на фронте.

— Я вообще никогда не демонстрировал большого уважения ни к чему, так что не буду делать этого и впредь. А теперь помолчите немного — мне нужно сконцентрироваться.

От такой наглости у Клары в буквальном смысле отвисла челюсть, и она уже хотела отругать его, но, взглянув на его лицо, увидела такое напряжение и сосредоточенность на работе, что тут же осеклась.

64

—Что вы делаете вечером в следующую субботу? — спросил Джонни.

— Никаких планов пока у меня нет, — ответила Клара.

— Уже есть. Ко мне из Дублина приезжает компания друзей, и у меня дома по этому поводу состоится небольшая вечеринка. Приезжайте не позже десяти.

В четверг вечером, когда подавали ужин, Клара сидела напротив Пруденс на другом конце стола.

— Снова эта курица! — раздраженно вырвалось у Клары. Она постоянно высказывала свое недовольство курятиной, но от этого ничего не менялось — ее продолжали готовить регулярно.

— Идет война, Клара. И давай будем благодарны, что у нас есть хотя бы это, — ответила Пруденс, с жадностью принимаясь за еду.

Клара вздохнула, но тоже начала есть, надеясь поднять настроение Пруденс, прежде чем выложить свою новость. Наконец она решила, что подходящий момент настал.

— Кстати, в субботу вечером я еду к Джонни Сеймору на небольшое сборище.

— Опять этот Джонни Сеймор!

— Да.

— Сборище! Сборище кого, собственно?

— Ну, не знаю — думаю, там соберутся его друзья, разные художники, писатели…

— А я думаю, что это сборище разношерстной команды богатых бездельников… Разъезжать по праздникам, когда твой муж сражается на фронте, — это дурной тон. По-своему, это даже неприлично.

— Когда ты советовала мне ехать на званый ужин к Брамуэллам, который оказался просто розыгрышем, ты говорила совершенно другое. Тогда ты чуть ли не своими руками вытолкала меня за дверь.

— Да… ну, я думала, что ты извлекла урок из того опыта.

— Извлекла, не сомневайся. Теперь я научилась предварительно звонить по телефону, чтобы убедиться, что поняла все правильно. Я звонила, и ошибки не будет.

— Могу себе представить, что сказал бы в этой связи Пирс.

— Подозреваю, что очень немногое — как и по поводу всего остального, что я делаю. Почему бы тебе не проинформировать его, и тогда, если есть какие-то проблемы, он мог бы сам написать мне и высказаться об этом. Было бы хоть что-то новенькое.