Семейные тайны

Но какое счастье было ждать тебя - помнишь? - в мастерской, и знать, что, сколько бы ни пришлось ждать, в конце концов ты придешь. Главное же счастье было в том внутреннем покое и уверенности, что я дождусь тебя, сколько бы ни пришлось ожидать, и мне не в тягость было это ожидание.

Сама мысль о долгой разлуке мне невыносима, нет, не пугайся, я не тороплю со встречей, я готова ждать и

терпеть. Помнишь, ты говорил мне, что со мной Ты испытываешь полноту своего Я, как прекрасно ты это выразил, вот это именно чувство, что ты у меня есть и мне теперь устойчиво в мире, появляется в лучшие минуты у меня…"

"…В одном из писем, в тревожную минуту, я пыталась тебе написать о том, что борются у меня в душе два начала, темное и светлое, сейчас, это я сама понимаю, взяло верх темное, и я не знаю, как избыть тревогу…"

Нет, то были не анютины глазки, а фиалки: "…я сейчас сижу на скамейке в нашем саду, весь участок зарос дикими фиалками, для меня их запах - это запах счастья, не знаю, сохранят ли они его в письме?..

Вчера весь день провела в своей крепости, в окружении классиков. Так трудно их не цитировать:

"Я лик твой вспомню - вспыхнет свет и станет ночь светла", это Надира. А вот Низами:

"Мне ночь не в ночь, мне в ночь - невмочь, когда тебя со мною нет…"

Думаешь ли обо мне?

…Очень люблю лето, и свет, и зелень, хочется, чтобы все вернулось в колею и стало как прежде с тобой. Но ничто не возвращается таким, как было, надо ждать, надо надеяться.

Все чуждо, и все чужие, пришли - ушли, а около стола чирикает прирученный дрозденок, жизнь идет, как ты, Бахадур?

В такой солнечный день, как сегодня, хочется думать, что ничто не исчезает бесследно, не проходит напрасно и что мы увидимся с тобой скоро и будет у нас с тобой не хуже - пусть хотя бы так же, как уже было.

Из всех цветов в этот раз посылаю тебе незабудку - кто придумал название ей? - чтобы ты меня не забывал.

Твоя А."

И еще и. еще письма, и почти в каждом - о цветах: "…в нашем саду уже отцвели ирисы и жасмин, осталась до осени турецкая гвоздика и уже какие-то совсем осенние цветы - флоксы, настурция, как будто точка перелома л- 22 июня - резко меняет декорации, хочется задержать круговорот, остановить бег времени. Под вечер или рано утром в саду вдруг чувствую себя пронзенной быстротекучестыо проходящей красоты. Тревожным све^ том на закате, пролетевшей мимо летучей мышью - знаком, что жизнь рядом таинственна и волнующе неуловима…"

И последнее, запомнилось Бахадуру, и он на миг задумался, лишь это: "Ты совсем меня покинул, покинутый сам радостью. Жаль, что не в моих силах вдохнуть ее в Тебя. Будь храним…" А перед этими строками: "…когда у нас не стало общего земного будущего, нам с тобой осталась всего лишь вечность".

Ушло, забылось, всплывает иногда, а в последние дни все чаще, уйти от тревоги некуда, и в долгие часы бессонницы, когда рядом спит… ну да, новое увлеченье, как без этого, была эН, то бишь Ниса, где она теперь? с кем?.. была А, а тут… не важно, пусть эМ, полуоткрыв губы, и светятся в ночи… но о том уже, кажется, было, и в минуты, когда… ну, хотя бы идет не спеша после судилищ домой (а не к таинственной эМ), чтоб не дразнить чинную публику,,через сквер наискосок, и белым-бело от нежного розового цветенья алычи (или урюка?), и, сам того не желая, расслабляет волю, съедая без толку ранимую душу.

И с ходу переменив решение, садится под чинарой, где разместилась дешевенькая чайхана, и атлет в белом фартуке с пышными кручеными усами подает легкую, как пух, пиалу с крепким чаем, горы бы ему ворочать, а в блюдце колотый сахар, и журчащий арык успокаивает. И кажется ему, что он вышел из подполья, где лелеял тайные свои думы стать Бахадуром, и у всех на виду, будто живет в стеклянном доме и просматривается насквозь, но за высоким забором, и ночью выпускается волкодав с отрезанными при рождении ушами, чтоб злее рос, и лает на белесые тучи, которые низко бегут по черному небу, скрывая от глаз крупные алмазные звезды, а он попросту пугается быстрых облаков, похожих на диковинных зверей.

Отменный подпольщик? И чудится ему, что при царях в прошлом веке жили, несмышленые дети, эта златокудрая династия, которую под самый корень, и малиновые кусты невзначай,- всю их наивную тактику усвоил и не попался, трижды ссылали в край Турхана (из душевных бесед с Джанибеком), где вечная мерзлота, дважды бежал, а на третий выпустили сами, а в незапамятные времена дышал воздухом инквизиции, гари нахватался, но что ни говори, а чище выхлопных, к которым привычка с давних пор; через калитку пройдет под жарким летним небом, а ощущение, что идет по душному подземному туннелю, была у него задумка прорыть туннель, когда метро прокладывали, меж двух своих домов - тем, что на виду, и тайным ДЛЯ СВИДАНИЙ.