Семейные секреты, которые мешают жить

Модель родительского отношения, которой я придерживаюсь сегодня, отличается от той, в соответствии с которой я вел себя четырнадцать лет назад, когда родился наш первый ребенок. Сегодня я обладаю совершенно иным уровнем опыта и способен гораздо глубже и тоньше выражать свои чувства. Я — консультант по семейным вопросам. Но даже я, профессионал, не без боли предвижу, что однажды мне придется просить прощения у собственных детей за недостатки в моем отношении к ним. Мне еще предстоит возместить нанесенный им урон. Осознавая это, я еще и еще раз напомню себе, что сделал все возможное — максимум из того, что знал и умел в то время. Каждый день я стараюсь прорабатывать груз, который несу из прошлого, и утешаю себя сознанием, что «лучшее, на что я способен» день ото дня действительно улучшается.

Мы ведь и в самом деле не можем перенести на близких, в частности, на супруга и/или детей, иное отношение, чем то, что вынесли сами из своего раннего опыта. Другими словами, мы естественным образом будем воспроизводить отношения, которые видели и ощутили, будучи детьми. Мы перенесем их и на своих детей (более подробно эта тема раскрывается в главе 3). Эта истина служит нам утешением, так как помогает понять, почему наши родители проявляли дисфункции по отношению к нам: они просто «передавали эстафету». Но эта же истина должна нас встревожить, ибо она означает, что мы, скорее всего, передадим «эстафетную палочку» нашим детям. Иными словами, им в наследство достанутся наши дисфункции, если только какие–то события не разорвут этот замкнутый круг. Если человек вырос в семье, где все хранилось в строгом секрете, и не видел никакого другого семейного устройства, то он будет склонен вести себя так же и в семье, созданной им самим. Если в ближайшем окружении ребенка отсутствовала теплота, то он, подрастая, будет строить с людьми лишь формальные отношения. И эти нездоровые схемы передадутся его детям — если только он не предпримет шагов, чтобы предотвратить их воспроизведение.

Во многих семьях принято делать выводы и принимать решения на основании неких «знаков» — взгляда, намека, жеста или выражения лица. Ребенок входит в комнату, ему больно, и он хочет поделиться случившимся с папой. Но тут он видит выражение папиного лица и воспринимает его как гневное или отвергающее. Ребенок не может направить свою боль никуда, кроме как внутрь себя. Ни слова не было сказано, но при этом боль, которая могла разрешиться, найти утешение, тихо прячется глубоко внутри. Она остается скрытой, но исподволь совершает свою разрушительную работу, лишая ребенка покоя и снижая его самооценку до тех пор, пока эта проблема не будет проработана правильно. Порой подобное случается в уже довольно зрелом возрасте, а нередко и вообще не происходит.

Вот, например, Давид так и не проработал свои болезненные душевные травмы. А ведь почти не вызывает сомнения, что великий царь передавал своим детям дисфункцию, унаследованную от семьи, в которой родился он (в главе 2 мы посмотрим на генеалогию Давида с этой точки зрения). Трагедия множества людей состоит в том, что мы начинаем меняться, только когда что–нибудь уже случается. Мало кто способен к переменам, пока не столкнулся с тяжелейшей душевной болью, либо пока страдания его детей не достигли такой степени, что вылились в деструктивное поведение. А к этому моменту семья уже обычно несет огромные потери.

3. Время не лечит— особенно семейные раны.Могут пройти годы, а в семье ничего не меняется. Я знаю одну семью, в которой все еще гноятся неисцеленные раны, хотя из предыдущего поколения уже никого нет в живых. Сегодня, когда я пишу эти строки, живы только два брата. Обоим около шестидесяти лет. Братья многие годы работали вместе в семейном бизнесе и вместе заботились о финансовых потребностях родителей, когда те состарились и уже не могли себя обеспечивать. Когда матери понадобился серьезный уход и постоянное медицинское наблюдение, братья поделили между собой расходы.

Умер отец, а когда через несколько лет скончалась и мать, братья прочли завещание. Оба они были потрясены, узнав, что весь семейный бизнес отец завещал старшему сыну. Младшему он не оставил ничего.

Младший брат перенес такое отцовское волеизъявление очень тяжело. Для него это было весточкой о том, что отец его совершенно не любил. А старший брат воспринял положение дел совершенно иначе: он счел, что отец принял мудрое решение, оставив все в его распоряжении. Братья отчаянно спорили относительно завещания, но старший брат отказался делиться с младшим. Для него признание первородства и, отчасти, материальные вопросы оказались важнее, чем отношения с братом.

В итоге в отношениях между братьями возникла глубокая пропасть. Родители умерли уже очень давно, но братья до сих пор друг с другом не разговаривают, за исключением тех случаев, когда неизбежно оказываются в таком положении, где вынуждены сказать «здравствуй». Ни один из них не желает понять, что переживает другой.