Семейные реликвии

Но она не могла сейчас лечь в постель и заснуть. Она спустилась в кухню и приготовила кофе. В ближайшие несколько часов им может понадобиться выпить чашечку или две, сообразила Джульетта. Она уселась на старый качающийся стул, который перетащила на кухню несколько недель назад. Она полюбила сидеть так, шить и вязать, пока что-то варилось. Длинные спицы серебристо засверкали в свете керосиновой лампы, и Джульетта качалась на своем стуле, вдыхая аромат кофе, заполняющий кухню.

Когда кофе был готов, она отнесла две чашки мужчинам и возвратилась на кухню. Она отпила из своей чашки и качалась, прикрыв глаза. Она вспоминала о своих отце и матери, вспоминала те ночи, когда они умирали. Похоже на то, что Смерть всегда подкрадывается в темноте и уносит людей с собой. Джульетта подумала о своей сестре Силии, живущей в Филадельфии. Очень захотелось увидеть ее прямо сейчас.

Джульетта возобновила вязание, давая свободу движению мыслей и проворно работая пальцами, в которых постукивали спицы. Небо уже начинало светлеть, когда она услышала в коридоре тяжелые шаги спускавшегося по лестнице Эймоса. Джульетта насадила свою пряжу на спицы и сунула все в сумку. Она встала как раз в тот миг, когда Эймос, грузно ступая, вошел на кухню. Он посмотрел на нее.

— Скончалась, — промолвил он без выражения.

— О, Эймос, — Джульетта уже догадалась о том, что произошло, но все равно поток жалости и печали захлестнул ее целиком. — Мне очень жаль.

Он ответил резким кивком и шагнул мимо нее к двери. Джульетта проследовала за ним и увидела, как он направился через двор к сараю. Он шел, опустив голову, и во всей его фигуре чувствовалась навалившаяся на него горькая печаль. Джульетте стало до боли жалко этого человека.

Неожиданно она поняла, что не может оставить его наедине с его горем. Она выскользнула в дверь и поспешила за ним. Когда она догнала его, он уже вошел в сарай и стоял на коленях перед большим деревянным ящиком, в котором держал свои инструменты. Эймос уже поднял крышку и достал из ящика молоток. Услышав шаги Джульетты, он обернулся.

Джульетта молчала, не зная, что сказать. Она просто участливо смотрела на него большими темными глазами.

— Надо сделать гроб для нее, — произнес Эймос глухим от сдерживаемых слез голосом. Джульетте показалось, что в его глазах сверкнула влага и он тут же отвернулся к ящику. Несколько мгновений он молча смотрел внутрь ящика. — Оказывается, я уже отложил для этого доски. Но я не помню, чтобы делал это сознательно. — Его голос сбился и он ничего больше не мог сказать. Он ухватился руками за оба конца ящика и еще ниже опустил голову. Джульетта не видела его лица, но понимала, что он старается не расплакаться.

— О, Эймос… — произнесла Джульетта мягким от сострадания голосом и подошла поближе. У нее самой слезы были готовы хлынуть из глаз. Она наклонилась и нежно положила руку на его согнутую спину.

Этот легкий жест утешения сломал всю выдержку Эймоса. Он повернулся с каким-то мучительным, сдавленным рыданием, обхватил ее обеими руками и прижал к себе. Не вставая с колен, он зарылся лицом в ее юбку и заплакал. Рыдания его звучали хрипло и надрывно, это были слезы мужчины, не привыкшего плакать, и все его тело при этом содрогалось.

Джульетта почти не сомневалась, что, скорее всего, для Эймоса унизительно так потерять выдержку перед ней, и в то же время ему должно стать легче от выхода наружу накопившегося в нем горя.

Джульетта стояла молча и только прижимала Эймоса к себе, успокаивающими движениями поглаживая его волосы. Потом она наклонилась к нему, прижала свою голову к его голове, зашептала нежные бессмысленные слова утешения.

Вскоре рыдания Эймоса утихли и он ослабил руки, сжимавшие Джульетту. Он уселся на пятки и стал вытирать слезы, стараясь не смотреть ей в глаза.

— Извините меня.

— Не надо. Это нормально. Было бы не по-человечески, если бы вы не горевали сейчас.

— Я должен быть сильнее этого. Надо сделать много дел.

— Все сделаем, — продолжала успокаивать его Джульетта. — Мы с Итаном тоже займемся делами.

— Бедный Итан. — Эймос покачал головой. — Франсэз была для него единственной матерью, которую он знал.

— Он молодой и жизнерадостный. По-моему, труднее всего сейчас приходится вам.

Эймос, закрыл крышку ящиками сел на нее. Он поставил локти на колени и уперся лбом в ладони, опустив взгляд в пол.

— Я ее любил, — промолвил он печально. — Она заботилась обо мне и помогала мне всю жизнь. Я до последнего времени как-то и не сознавал, как сильно… я любил ее. — Он поднял голову и в его темных глазах блеснуло какое-то горькое и мучительное выражение. — Но я ей не сказал. Я ни разу ей не говорил, как сильно люблю ее. А теперь уже поздно.