Семейные обстоятельства (сборник)

Словно что-то хлестануло Михаську. Это было обидней, чем сожженная курточка и грязные лапы Савватея.

Шакал хозяйственно прикрикивал из-за забора, будто тянул за шнурок, к которому был привязан Сашка, и тот бежал, послушно бежал к заклятому Михаськиному врагу, перебегал на вражью сторону.

— Предатель! — крикнул Михаська.

Сашку будто подсекли. Он остановился на мгновение, махнул Михаське рукой куда-то в сторону, махнул еще раз, словно хотел сказать «уходи», но Михаська не понял и крикнул снова, стараясь выбирать слова пообиднее:

— Шестерка! Предатель!

Но Сашка уже не останавливался.

— Свиридов, вернись! — крикнул Иван Алексеевич, и Михаська увидел, как он побагровел. — Вернись, урок еще не кончен!

Михаська усмехнулся: что значит теперь для Сашки урок, если его зовет Савватей!

А Сашка все бежал, бежал. И вдруг Михаська понял, что он проиграл, лежит на обеих лопатках, что Савватей, который только что пятился от него — а себя при этом Михаська представлял добрым молодцем с булавой, — что Савватей этот плюет на него, плюет тысячу раз, потому что, отойдя к забору, он уводит его лучшего друга.

Пусть они поссорились, даже подрались, но ведь Сашка друг, друг!.. И если Савватей склонил его к предательству, к тому, что Сашка теперь на Шакальей стороне, значит, Михаська проиграл. И это было в тысячу раз обиднее, чем тогда, зимой.

26

Михаська даже вздрогнул от этой мысли. Он сделал шаг вперед, к забору, и побежал.

— Ты что, с ума сошел? — сказал ему вслед Иван Алексеевич. — Они же на что угодно способны!

И Михаська обернулся.

Он обернулся и улыбнулся учителю в офицерском кителе, у которого было два тяжелых ранения и одно среднее. Зря он подумал, что Иван Алексеевич первый взрослый, который не боится связаться с Савватеем. Зря!..

Михаська побежал к забору еще быстрее, мимо застывших фигур мальчишек и девчонок, которые так и стояли все это время, ни разу не шелохнувшись. Михаська улыбнулся: как фигуры на шахматной доске. Стоят и ждут, когда их передвинут.

— Сумасшедший! — крикнула ему какая-то девчонка.

— Вернись, Михайлов! — заорал за спиной Иван Алексеевич. — Урок не окончен, я тебе запрещаю!

«Запрещаю! — усмехнулся Михаська. — Сашке, своему отличнику, запретить не смог, а мне запрещаешь?» Ему стало смешно. Просто удивительно: в такой момент — и смех разбирает.

Свирид уже давно перелез через забор. Савватей ему подал руку, и они исчезли. Михаська бежал широким шагом, прижав руки к бокам, не размахивая ими, согнув в локтях, как учил Иван Алексеевич на физкультуре. По всем правилам. Забор показался ему совсем маленьким, он перелетел через него, как птица, легко спрыгнул в кучу жухлых листьев, и они зашуршали под ногами, как миллион мышей.

Савватей с компанией стоял к забору спиной. Он вздрогнул и обернулся. Испуганно повернулись и остальные. Из-за них выглядывал Сашка.

— Ну!.. — выдохнул Михаська, смело шагнул к Савватею и тут почувствовал, что снова боится.

Смех пропал неизвестно куда, и вся храбрость мгновенно исчезла. Страх, липкий, как рука Савватея, ползал где-то в животе и мешал думать.

Михаське показалось, что Савватей сразу набросится на него и начнет резать своей бритвочкой, но Савватей молча смотрел, опешивший от такой неожиданности, и не шевелился. Все остальные были его тенями. В лунную ночь идет человек, шагнет — и его синяя тень шагнет, руку протянет — и тень руку протянет; ничего лишнего не делает тень, послушная, как бобик на цепочке. Вот и все савватеевские синие тени стояли, тоже не шевелясь.

— А ты храбрый, — сказал вдруг Савватей, и все его тени посмотрели на Михаську с каким-то удивлением.

Только Сашка с жалостью.

— Ну а если мы тебя зарежем? — спросил Савватей.

— Что вам, жизнь надоела? — спросил Михаська и остался доволен собой. Голос звучал нормально, без трусости. — Зарежете — вас поймают и расстреляют.

Савватей переступил с ноги на ногу и сунул руки в карманы. Михаська подумал: опять за бритвой, но Савватей просто спрятал руки в карманы.

— Значит, храбрый? — спросил Николай Третий, и его лошадиное лицо снова стало уверенным и довольным.

— Отпусти Сашку! — сказал Михаська.

Савватей удивленно вскинул тоненькие — ниточкой — брови. Такие брови Михаська видел в кино у каких-то красавиц.

— Ишь ты! — удивленно сказал он и снова посмотрел на Михаську с интересом. — Крупный купец пришел! Человеков покупает…

Он посмотрел на Сашку, погладил его против волос, и Свирид не отвернулся, не отвел голову, а только моргнул и по-прежнему жалостливо глядел на Михаську.

— Ну-ну, купец первой гильдии! А за что покупаешь?

— За что хотите, — сказал Михаська.

— Ну как, парни? — обратился Савватей к своей шайке. — Продадим Свирида?

Тени заморгали, закивали головами, захихикали, не понимая, чем кончатся шутки атамана.

— Ладно, продаем! — сказал Савватей. — Не за деньги продаем. За храбрость. Ты — храбрец, вот и покажи свою силу. На том же, на чем Свирида испытывал. Пошли!

Савватей махнул рукой, и вся толпа двинулась за ним. Михаська сделал два шага вслед за ними и остановился в нерешительности.

Николай Третий обернулся и сказал: