Семейные обязательства

Кажется, странный господин прекрасно видел в темноте. По крайней мере, обошелся без факела.

Потом «дворник» подошел к охранителям, забрал последнюю бутыль с маслом и облил останки. Факел снова не понадобился – пламя взметнулось мгновенно.

Незнакомец несколько секунд смотрел на дело рук своих, потом усмехнулся и перекинул через плечо стонущего Гришку.

- Сами дойдете? – бросил он сержанту и брату Вильгельму. – Тут недалеко выход в подвал бани, минут десять идти.

- Дойдем, - прокряхтел сержант, с трудом поднимаясь на ноги.

От известного охранителям спуска в катакомбы они шли сюда около часа.

Когда они выбрались в пахнущую мылом, березовыми вениками и ароматическими маслами подсобку бани, неожиданный союзник аккуратно сгрузил Гришку на лавку. Коротко, светски поклонился сержанту и вышел в коряво вымазанную белой краской дверь.

Через пару минут в подсобке был лекарь и все работники бани, имеющие хоть какое-то отношение к медицине.

Семерых погибших охранителей похоронили с почестями через два дня.

Отец Георгий редко вспоминал те времена – зачем? Было и прошло. Мало ли драк случилось и до, и после?  Хотя, можно сказать, людоеды обеспечили епископу карьеру.  Он, Гришка и отец Вильгельм получили личное благословение Архиепископа, ордена из рук императрицы Изольды и повышение в звании.

Рассказ о «дворнике» начальство почему-то проигнорировало. И им посоветовало помалкивать.

Во время вручения орденов за левым плечом императрицы стоял элегантный кавалергард Георг фон Раух. Угадать в нем «дворника» можно было только при очень большом напряжении фантазии.

Сразу после церемонии новоиспеченный лейтенант Михаэль Фальке попросил о постриге и послушании охранителя. Ему не отказали.

Так появился отец Георгий. Прозвище «Жар-птица» он заработает позже.

Глава 3. Осколки разбитой жизни

Бриллиант на пальце Элизы издевательски сверкал. Играл гранями, разбрасывая острые, злые блики. Брось взгляд – порежешься. Помолвочное кольцо, все, что осталось от прежней беззаботной жизни.

Почему камень в твоих глазах расплылся праздничной радугой? Ты плачешь, девочка? Ты поранилась о кольцо? Тебе больно?

Некому утешить… И защитить некому.

Твой мир рассыпался осколками кривого зеркала. Никакие маги не соберут.

Уже неделю Элиза была под домашним арестом. Наступил сентябрь, через пять дней должна быть свадьба…

И не мечтай, девочка.

Привычный, родной особняк, любимый дом - стал чужим. Тюремщики не показывались на глаза, но арестованная точно знала, они здесь. У главных ворот и подъезда к кухне, на первом этаже... Везде. Даже пахло в доме теперь иначе, добавились нотки ваксы от надраенных сапог, влажного сукна мундиров после короткого дождя, сыромятной кожи ремней и еще чего-то пугающе - чужого.

Это был запах опасности, страха и беспомощности.

Впервые в жизни рядом с Элизой не было никого, кто сказал бы, что делать. Ни матери, ни отца (за что ты меня бросил?!), ни строгой няньки или монашки-учительницы.

Разрыдаться? А кто станет тебя утешать? Конвоиры?

Кому ты нужна, девочка?!

Профессионально-вежливый следователь поговорил Элизой еще в день покушения. Это было похоже на игру «Барыня прислала сто монет» наоборот. Там – «да» и «нет» не говорите, а здесь – сплошное «нет».

Отец никогда не обсуждал с ней канцлера. Нет, она не знает, кто еще участвовал в покушении. Нет, никто, не видела, даже предположить не могу, не догадывалась, не собирался, не верю, отец не стал бы, нет, нет, нет!!!

Следователь выслушал, покивал, скучнея с каждым ее словом, дал Элизе подписать протокол, окончательно потерял к ней интерес и больше не появлялся.

Заезжал Провинциал-охранитель Гетенбергский. Новый глава Официума искал магический след в действиях Павла Лунина. Элиза сначала кинулась к пожилому епископу с надеждой – ведь это так логично! Отца околдовали! Но никаких следов магии ни он, ни его роскошный кот в доме не углядели. Охранитель отечески посочувствовал Элизе, предложил обращаться к нему за любой помощью, если потребуется (ох уж эти попытки вчерашних провинциалов соблюдать столичный этикет!) и удалился.

Больше к ней никто не приходил. Ни один из бывших восторженных воздыхателей не попытался устроить ей побег из-под ареста, друзья отца не стремились ее поддержать, родственники из знатнейших фамилий Империи не интересовались ее судьбой… Скорее всего, никого просто не пускали, но Элиза увидела бы посетителей из окна. Их не было.

За неделю одиночества Элиза чуть не сошла с ума. Днем она чаще всего сидела в кабинете отца – из него были видны ворота во двор дома. Элиза надеялась, что кто-нибудь хотя бы помашет ей рукой от забора, покажет, что она не одна!

Но нет. Приезжал только один человек в штатском, смутно знакомый, но он не поднял головы на окна, и Элиза не смогла рассмотреть лицо под полями шляпы. Он о чем-то поговорил с охраной и уехал, не обернувшись. Визитер явно не хотел поддержать заключенную.