Моя жизнь постепенно вошла в нормальную колею. Я начал снова писать картины и зарабатывать хоть какие-то деньги, которых мне вполне хватало на жизнь. Год бомжевания запомнился мне очень ярко и повлиял на мое мировоззрение — во мне больше не было той спеси, свойственной «глубокой творческой личности», принадлежащей к «золотому фонду нации».
Разговор со Странником изменил меня, хотя я никогда после не пытался понять, что же со мной, собственно, тогда произошло. Но в память о нашей встрече я и написал картину «Проклятие странника». Её можно видеть в одной столичной галерее, она находится там уже довольно давно, потому как нет желающих ее купить.
И еще… После того, как я побывал в темном царстве трех вокзалов, я научился искренне жалеть бездомных и нищих. Я стараюсь, прежде всего, дарить им свою улыбку, а если и жертвую деньги, то не в коробку, а в руку и обязательно слегка пожимаю её в знак дружеского участия. Такая милостыня всегда находит отклик в сердце нищего, осмелюсь сказать, что это и есть настоящая милостыня.
И если у меня есть время, я всегда разговариваю с бездомными, утешаю их как могу, потому как, по слову Писания, «сам искушен быв может и искушаемым помощи» (Евр.2:18).
Я начал ходить в церковь и часто посещаю Иверскую часовню. Среди верующих я встретил очень много искренних и понимающих друзей, готовых помочь в трудную минуту. Хотя не сказать, что мне всё нравится. Передо мной всегда стоит образ ушедшего под землю монастыря. Конечно, для восстановления храмов и возрождения православия нужны деньги. Но, с другой стороны, нет другой на земле материи, более ожесточающей сердца людей, чем они. И мне не дает покоя одна мысль: а не может ли хитрый и лукавый диавол враждовать против церкви Христовой золотом, почетом и благополучием, чтобы сердца православных заплыли телесным жиром и покрылись коркой равнодушия? Ведь, несмотря на свою злобу, лукавый вынес урок, что открытое злобное нападение лишь усиливает Церковь…
Иногда мне снится один и тот же сон: я стою с группой молящихся в храме Христа Спасителя на патриаршей службе, а на улице — ужасная гроза. Вокруг меня молятся благочестивые прихожане и первые люди государства. И тут в храм хочет пробраться Странник, но перед его носом, ничего не объясняя, охранники закрывают двери, чтобы молящихся не оскорбил его внешний вид…
Тогда Странник подымает посох и произносит свое сильное слово. Храм, вместе со всем великолепием и молящимися, уходит под землю…
Я просыпаюсь в поту и начинаю читать про себя слова псалмопевца Давида: «Блажен разумеваяй на нища и убога, в день лют избавит его Господь» (Пс.40:2). Постепенно я успокаиваюсь и понимаю, что это был всего лишь сон.
Успокоившись, я благодарю Бога, что когда-то внял слову незнакомца и простил людей, в первую очередь благополучных. А потом я молюсь, чтобы Господь и нас всех простил, как благополучных, так и не очень. Ведь если я нашел в себе силы простить, то Господь тем более простит.
Драхма вторая. У Бога все овцы
Время бежало быстрее, чем каких-то десять лет назад. Люди стали быстрее думать, быстрее прощать, но и оскорблять легче. Казалось, ни у кого не было времени подумать о душе. Единственно, о чем помнили каждую минуту, так это о деньгах.
Все сказанное, впрочем, касается и меня самого. Подчинившись духу времени, я стал зарабатывать много больше, чем я мог потратить. Я ненавидел стяжательство, но стяжал благодать сего мира греховного. Становясь богаче, я становился черствее сердцем. Поначалу все казалось мне прекрасным. Видать, Господь благословил меня, как Авраама, духовно и телесно, и мне нужно было лишь благодарить Его за таковую милость и не забывать про бедных. Какое-то время я искренне пытался делиться своими доходами с неимущими, но с каждым днем делал это все неохотней. «Почему я должен делиться? — думал я. — Священник живет от алтаря, как заведено с древнейших времен. Чего мне стыдиться? Я не ворую, никого не обманываю, не ворочаю миллионами. Пусть новые русские делятся, чтобы Бог простил их…» Мне казалось, что в этих моих думах была правда.
Однажды я обозлился на нищих с паперти за то, что они приставали к прихожанам, а не сидели смирно со своими коробчонками, потупив взоры. Меня охватил гнев на этих грязных оборванных бездельников, и я прогнал их вон с церковного двора.
Тем же вечером читал положенную главу Евангелия и многократно перечитываемые строки, слова Спасителя, вдруг показались мне грозным обличением, они ранили меня прямо в душу:
«Напротив, горе вам, богатые! ибо вы уже получили свое утешение. Горе вам, пресыщенные ныне! ибо взалчете. Горе вам, смеющиеся ныне! ибо восплачете и возрыдаете. Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо! ибо так поступали с лжепророками отцы их.» (Лк.6:24–26)