Семь светочей архитектуры. Камни Венеции. Лекции об искусстве. Прогулки по Флоренции

45. Одна из характерных особенностей, присущих великим художникам (насколько мне известно, это относится ко всем без исключения), состоит в том, что они никогда не думают о чьем-либо желании посмотреть на их произведения, кажется, будто они всегда удивляются такому желанию и недовольны им. Скажите любому художнику, что вы повесите его картину на почетном месте в столовой к торжественному обеду в Сити и что такой-то господин произнесет о ней речь, – и вы или совсем не произведете на него впечатления, или же неприятное. И десять к одному, что он даст вам какой-нибудь хлам со своего чердака. Но пошлите за художником в спешке и скажите ему, что крысы прогрызли безобразную дыру в вашей входной двери и что вы хотите заделать и закрасить это место, и он напишет такой шедевр, что люди впредь будут в восхищении останавливаться у вас перед дверью.

Мне некогда объяснять причину этого, да я и сам хорошенько не знаю ее, но несомненно это так.

За Джотто тоже однажды послали, чтобы он расписал верхнюю капеллу. Я не знаю наверное, сам ли он выбрал сюжеты из жизни святого Франциска; думаю, что да, хотя, конечно, нельзя утверждать это. Во всяком случае, ему была предоставлена значительная свобода.

46. Теперь вы должны заметить, что расписать готическую капеллу – совершенно то же самое, что правильно расписать греческую вазу. Капелла – та же ваза, но перевернутая вверх дном и вывернутая наизнанку. Законы декорации в точности те же самые. Рисунок должен быть согласован с размерами вазы; он должен производить гармоничное впечатление в целом и в то же время быть разнообразным и интересным в отдельности, когда вы рассматриваете его, поворачивая вазу в руках (в капелле вы сами поворачиваетесь); фигуры, изображенные на ней, должны изгибаться соответственно углублениям и выпуклостям вазы, то укорачиваясь, то удлиняясь по мере надобности, но во всех положениях должны сохранять естественность и грацию. В другой раз я вам докажу это на деле, сегодня же прошу поверить мне на слово, что Джотто был истинный этрусский грек тринадцатого века, но обращенный в поклонение святому Франциску вместо Геракла; в отношении же вазовой живописи он остался тем же этруском, каким был до этого. Его капелла – не что иное, как большая, прекрасная, расписанная этрусская ваза, опрокинутая над вашими головами, подобно водолазному колоколу[165].

Кроме квадрифолия в вершине колокола, есть еще два промежутка по бокам под арками, в которые очень трудно вписать сцену, если это должна быть только сцена; но трудность сильно возбуждает этрусский орнаментальный инстинкт. Художник, обрадованный ее национальному характеру, помещает свое лучшее произведение в эти арки, совершенно не заботясь о публике, находящейся внизу, которая в любом случае увидит белые, красные и голубые пятна, и это все, что ей нужно, думает Джотто, если ему случается взглянуть вниз со своих подмостей.

47. Посмотрите затем на верхнее отделение слева, став лицом к окну. Заполнить всю арку фигурами было невозможно, или пришлось бы ставить их друг другу на головы, – и Джотто добавляет красивую архитектуру. Рафаэль в своем «Обручении Марии» делает то же самое ради собственного удовольствия.

С обеих сторон внизу Джотто ставит по две изящные маленькие белые фигуры. Но на правой стороне он помещает более высокую фигуру ближе к середине, а на левой – с краю. И с каждой стороны главного действия он размещает свой греческий хор из наблюдающих и рассуждающих свидетелей.

Затем с обеих сторон он ставит хорега, или предводителя хора, – они принимают участие в событии. Само событие – ссора из-за яблока раздора, находящегося в центре, – помещено в середине. Хорег справа, который видит, что епископ одерживает верх, невозмутимо берет его сторону. Хорег слева, который видит, что его вспыльчивый друг проигрывает, удерживает его и пытается успокоить. После того как вы вполне убедитесь в совершенстве декоративной части композиции – не ранее, – можете перейти и к самому содержанию ее, которое заключается в следующем. Послушание – одна из трех главных добродетелей святого Франциска, и он начинает свою самостоятельную жизнь с того, что ссорится с отцом. Говоря современным языком, он с благотворительной целью «коммерчески инвестирует» часть вещей своего отца. Отец восстает против такого употребления денег, и тогда святой Франциск бежит из дому, захватив с собой все, что смог найти. Отец преследует его, требуя возвращения своего имущества, но видит, что оно уже полностью растрачено и что святой Франциск подружился с епископом Ассизским. Отец впадает в бешенство и заявляет, что лишит его наследства; тогда святой Франциск срывает с себя одежду, в неистовстве швыряет ее в лицо отцу и говорит, что ему не нужны больше ни одежда, ни отец. Добрый епископ со слезами умиления обнимает святого Франциска и прикрывает его своей мантией.