– Ну что смотришь?! Давай, раскачивай меня! – долетел до Николая голос Василисы. Ее губы не двигались. Ее губы были из бумаги. Розовые-розовые, как будто раскрашенные фломастером.
– Давай! Давай!
Он протянул руку и стал раскачивать ее.
– Давай! – кричала Василиса. – Быстрее! Быстрее! Ты еле живой!
Он стал раскачивать сильнее. Вот она уже взлетала куда-то очень высоко. Он уже почти не видел ее. В небе колебалась маленькая красная точка.
Николай почувствовал движение вокруг себя. Он огляделся. Соседние здания, горка, песочница, скамейки – все двигалось, все было живым. От черных и темно-синих очертаний всех этих предметов отделялись тени и медленно двигались к нему. Он оторвал руку от качелей и все всматривался в приближающийся сонм теней. Качели тем временем не прерывали своего движения. Вращались все быстрее и быстрее. Красная точка была уже почти невидимой. Тени подползали все ближе и ближе. Он уже различал их силуэты, различал их очертания. Это были серые скелеты, десятки скелетов, сотни скелетов. Обнаженные и в одежде, окровавленные, изъеденные насекомыми, целые и поврежденные. Они подходили. Они что-то нашептывали, они звали его.
– Ну что же ты не качаешь меня?! – кричала Василиса откуда-то из глубины неба. Николай зажмурил глаза, обхватил голову руками, закричал и провалился в какую-то непроглядную, черную глубину тьмы.
Когда он снова открыл глаза, тьма сменилась голубоватой дымкой. Николай огляделся. Вокруг него был темный лес или лесопарк. Он шел по тоненькой тропинке. Впереди, как ему казалось, маячил свет. Он шел все дальше и дальше. Он ощущал запах хвои, мокрой древесины, жухлой травы и гниющих под густым слоем листвы грибов. Где-то в ветвях голосили птицы. Каркал ворон и одновременно отсчитывала года кукушка. Николай начал считать, но сбился. Отсчет все не заканчивался и не заканчивался.
Наконец он отчетливо увидел свет. В конце тропинки, все больше напоминающей коридор квартиры, он увидел дверь. Когда он приблизился и толкнул ее, она тут же распахнулась. У самого порога сидел кот. Он выразительно посмотрел на Николая, мяукнул и побежал в глубину комнаты. Николай сразу узнал это помещение. Это была та самая закрытая комната. Он осторожно прошел вперед, посмотрел налево и увидел на серой голой стене две черные тени. Одна высокая тень била маленькую. Маленькая тень просила о пощаде, но большая не слышала, не замечала ничего… Била, била, била… Николай отвел взгляд и посмотрел направо. Там, у самого окна, он увидел свою мать и рядом с ней – на стуле – своего покойного отца. Мама что-то гневно высказывала, жестикулировала, кричала… Трясла над его головой указательным пальцем. Отец ничего не отвечал. Покорно слушал. На его лице застыла маска безнадежной грусти. Николай вспомнил это хорошо знакомое выражение, и в сердце тут же что-то оборвалось, взорвалось и растеклось по грудной клетке. Николай закрыл глаза. Он почувствовал, как его ноги подкосились. Он упал и полетел. Он падал куда-то очень глубоко. Он летел, не произнося ни слова, ни звука. Мимо проносились зайцы, медведи, карандаши, рекламные щиты, катера… Наконец он с грохотом обрушился на что-то твердое и разлетелся на куски. Куски поднялись, стали легкими, как пушинки, и полетели по воздуху – голова, уши, кисти рук, ноги…Он растворялся, расплывался в ночном небе. Каждая часть его тела становилась звездой.
Когда он открыл глаза, то с трудом осознал, что его тело представляло собой цельную конструкцию. Он помнил, что, когда был там, в том черном полете, его руки, ноги, голова, туловище были оторваны друг от друга и неслись в разные стороны, гонимые порывами ветра… Но нет… Вот он был – абсолютно целым, невредимым… Он двигал руками и ногами, он слышал, как бьется сердце, как пульсирует кровь. Но, все же, что-то раскололось в нем. Он это осознавал. Он знал это… Кто-то разрезал его на части. Кто-то раздробил его. На теле не было ни ран, ни порезов, но все болело… Там, внутри, все болело… Там, где пульсирует – невидимое внешнему миру – прозрачное тело души…
18