Семь сувениров

Краснову пришлось ждать примерно полчаса. У Василисы был непростой разговор с сыном. Николай, когда проходил в гостиную, мельком увидел его. Краснову сразу показалось, что юноша унаследовал черты покойного деда. Да. Он был поразительно похож на Волкова – высокий, худощавый, широкоплечий, в маленьких очках без оправы и тонкими линзами. Игорь порывался уйти. Он спешил на консультацию. Но Василиса всеми силами пыталась удержать его. Видимо, тема разговора поднималась в доме не единожды и была одной из самых болезненных. Речь шла о планах Игоря на продолжение обучения. Он хотел уехать во Францию или Германию, чтобы поступить в магистратуру в Европе. Он учился на переводчика, но хотел сменить профессию, понимая, что в скором будущем дело переводчика с легкостью заменят компьютерные приложения, а университеты перейдут на смарт-обучение. Он хотел заняться чем-то связанным с компьютерной лингвистикой. И хотел научиться этому предмету именно там, так как считал, что эта отрасль высоких технологий в Европе развивается интенсивнее, чем в России. Василиса же слышать не хотела о его переезде в Европу. Она понимала, что, перебравшись в другую страну, устроившись там на работу, обретя новых друзей и знакомых, а то и создав семью, ее сын не захочет (да и попросту не сможет) вернуться обратно. Она боялась остаться одна. Она не хотела, чтобы он уезжал. Кроме всего прочего, она боялась и за него самого. Он был человеком нестабильным, увлекающимся. Вокруг него, как понял Николай, вечно вертелись какие-то странные типы – рэперы, стрит-арт художники, компьютерные геймеры… Они плохо влияли на него. Они сбивали его, как ей казалось, с выбранного некогда пути. К возмущению Василисы с одним из таких типов Игорь и собирался уехать в Европу.

– Подожди…подожди… Мы еще не договорили… – долетало из комнаты Игоря.

– Договорим вечером! – крикнул молодой человек, направляясь к входной двери.

– Подожди, говорю! – кричала Василиса.

– Что ждать-то?! Я и ко второй консультации сейчас опоздаю по твоей милости!

– К черту все консультации! Ты хочешь сломать себе судьбу!

– Наоборот, мама… Я хочу нормальной спокойной жизни… Я не хочу этого бесконечного постмодерна! Я устал от переизбытка снобизма, эгоизма, немотивированного зла. Для вас постмодерн в 1991 только начался, а там от него давно уходят… Уже лет тридцать как… Вы живете в мире абсолютной какофонии, в мире хаоса, где сосуществуют вернувшиеся из забвения христианство, ислам, буддизм, иудаизм и тут же атеизм, постмодерн и консерватизм, новое искусство и классический реализм, «смерть Бога»… Если вам нравится рассуждать о смерти Бога, о несуществовании мира, отмечать Рождество и Пасху и тут же ненавидеть друг друга за несовпадение взглядов, рассуждайте, отмечайте, ненавидьте! Только без меня! Не нужно за меня решать. Мне необходима определенность. А потом… я все понять не могу… идея о смерти Бога только для христиан придумана? Остальных она как бы не касается? А?.. Славой Жижек, говоря о смерти или о фиаско Бога, ненавязчиво так пишет о мире, созданном для буддистов, для мусульман, для иудеев. Он пишет о мире до христианства. О Древней Греции… Он не упоминает о Шумере, о более ранних культурах, но это как бы подразумевается… Это само-собой разумеется… Алан Бурдье, говоря о разрушении старых традиций западного мира, называет смерть Бога лишь символической. Умерла мол система старых символов. А Бог затаил дыхание и ждет. Ждет конструирования человеком нового мира… Так вот. Для меня мир существует, и я сам существую, и Бог существует! Как говорит один французский философ – Он, возможно, еще даже не родился! Его попросту не может не быть, если мы есть и наш мир есть! Тот самый мир, который Он создал. Ведь если Его нет, то и нас нет… Ведь все очевидно… как ни крути…

– О боже… Да кому ты там нужен?!

– Поверь… найдется тот, кому я буду нужен… Мне самому нужны эти мысли, эти идеи. Я хочу жить среди единомышленников!

– Нельзя быть таким наивным! Нельзя!

Краснов услышал, как открылась входная дверь. Игорь спускался по лестнице. Снизу долетел его удаляющийся голос.

– Мама, не волнуйся! Я в любом случае прислушаюсь к твоим пожеланиям… И я же не сегодня уезжаю…и даже не завтра…

Хлопнула входная дверь. Краснов бросил взгляд на страницу блокнота, лежавшего раскрытым на журнальном столе. Там было написано острым, неровным почерком Василисы: «Им кажется: убийцы сердце / Отравит сок стеблей. / Неправда! Взысканная Богом, / Земля добрей людей: / Алей цвет алой розы будет / И белой цвет – белей!» Он узнал строфу из «Баллады Рэдингской тюрьмы» Уайльда в переводе Валерия Брюсова. Николай перечитал эту поэму примерно три месяца назад, когда только познакомился с Василисой.

Послышались шаги. В дверях показалась Василиса.

– Вот… Начитался каких-то спекулятивных реалистов, Славоя Жижека, Стивена Хокинга, с его поисками нового пути через познание Вселенной… Ну никак не могу убедить его в том, что отъезд за границу – это путь в никуда… – сказала она, села в кресло напротив Краснова и закрыла блокнот.