— А если нет? — возразил мистер Моллой с некоторой горечью. — Тогда я, значит, хвачу его топориком для рубки мяса? Похоже, мне придется уложить все население этого чертова места. К тому дело идет.
— Дусику не надо дуться.
— Дусик сыт по гордо, — отозвался мистер Моллой угрюмо.
2
Открывая заднюю дверь, Елей Моллой ожидал увидеть торговца с надетой на локоть корзиной, и его нервную систему отнюдь не укрепил вид молодого человека в безупречно элегантном сером костюме, явно принадлежащего к праздным классам. Он посмотрел на мистера Брэддока, разинув рот.
— Здравствуйте, — сказал мистер Брэддок.
— Здравствуйте, — сказал Елей. — Вы — Фарш?
— Извините?
— Вас зовут Кларенс?
В более счастливых обстоятельствах Елей с негодованием опроверг бы это обвинение, но теперь он решил, что политично будет оказаться тем, кем его хотят видеть.
— Это я, брат, — сказал он.
Мистеру Брэддоку крайне не понравилось, что его обозвали братом, но протестовать он не стал.
— Я забежал, — сообщил он, — сказать вам, что все тип-топ.
Елей абсолютно не мог с ним согласиться и точно так же абсолютно не понимал, что, собственно, говорит этот необъяснимый гость. И громко закашлял, чтобы заглушить придушенный хрип, который испустил сквозь кляп связанный Фарш, которого он убрал в угол за плитой.
— Это хорошо, — сказал он.
— Я о девушке, то есть о Кларе, знаете ли. Я минуту назад был на кухне в соседнем доме, и она плакала и причитала, и все потому, что думает, будто вы ее больше не любите.
— Жаль-жаль, — сказал мистер Моллой.
— Оказывается, — продолжал мистер Брэддок, — она прочла в какой-то газете заметку безмозглого осла, в которой утверждалось, что ей следует испытать вашу привязанность, притворившись, будто она флиртует с другой личностью. А когда она так и сделала, вы разорвали помолвку. А девушка, если вы меня понимаете и о чем я забежал сказать, любит вас и только дурачилась, когда послала другому типу свой локон.
— А? — сказал мистер Моллой.
— Так что все в ажуре, верно?
— Вроде бы в ажуре, — сказал мистер Моллой, искренне жалея — так как выглядело это очень интересным, — что понятия не имеет, о чем идет речь.
— Ну так, значит, так, так?
— Так, так, так, брат.
Мистер Брэддок помолчал, словно бы разочарованный странным равнодушием своего собеседника.
— Она, собственно, ждет, что вы сразу туда сбегаете — схватите ее в объятия, и все такое прочее.
Этого осложнения Елей не предвидел.
— Ну, я вам вот что скажу, — сказал он. — У меня тут работы по дому по горло, и сейчас мне никак не выбраться. Знаешь, брат, скажи-ка ей, что я зайду попозже вечером.
— Хорошо. Я рад, что все улажено. Она симпатичная девушка, если заглянуть поглубже.
— Лучше не бывает, — великодушно подтвердил мистер Моллой.
— Я все еще думаю, что камень в мой цилиндр в тот день бросила она, но, черт побери, — сказал мистер Брэддок с чувством, — пусть мертвецы хоронят своих мертвецов, а?
— Ничего разумнее и придумать нельзя, — сказал мистер Моллой.
Он закрыл дверь и, дыша несколько тяжелее обычного, поднялся по лестнице.
— Кто это был? — окликнула его Долли.
— Какой-то псих, молол что-то о какой-то девчонке.
— А? Ну, я занялась большой спальней, а ты продолжай в гостиной.
Елей направил свои стопы в гостиную, но не добрался до нее. Ибо, когда он уже поднял ногу, чтобы переступить порог, раздался звонок в парадную дверь.
Елей почувствовал, что его подвергают испытаниям свыше сил человеческих. Во всяком случае, именно этой точки зрения он придерживался, неохотно бредя к двери. И, только открыв ее, понял, насколько недооценивал злоехидства Судьбы. Ибо на верхней ступеньке крыльца стоял полицейский.
— Чтоб тебе! — вскричал Елей. И хотя мы не одобряем столь несдержанное восклицание, нельзя по чести не признать, что ситуация, казалось, требовала чего-то в этом роде. Он застыл, выпучив глаза, а по его спине, казалось, ледяной палец вычерчивал сложные узоры.
— Добрый вечер, сэр, — сказал полицейский. — Мистер Шоттер?
К Елею вернулась способность дышать.
— Он самый, — произнес он хрипло. Подобное перевоплощение сразу же после того, как он без репетиций сыграл Фарша Тодхантера, вызвало у него легкое головокружение, какое должен испытывать актер на выходных ролях, когда, начав спектакль в роли Джервиса, лакея, он мчится в гримерную, чтобы переодеться и пять минут спустя вернуться на сцену в качестве лорда Джорджа Спелвина, одного из гостей леди Хемингуэй в ее имении «Башенки».
Полицейский покопался в глубинах своего костюма.
— Только что въехали, сэр, если не ошибаюсь? — Да.
— В таком случае вы, конечно, будете рады, — начал полицейский, закрыв глаза и отбарабанивая слова, будто давал показания в суде, — случаю поддержать благотворительнорганизацию, которая не только заслуживает всяческой поддержки сама по себе, но и связана с объединением людей, кому вы, как домонаниматель, первым признаете себя обязанным безопасностью вашей персоны и спокойствием вашего жилища. С полицией, — пояснил полицейский, открывая глаза.