Англичане, уверенные в своем абсолютном превосходстве, были настойчивыми помощниками и не слишком роптали; но египтяне потеряли веру. У них не было ни того коллективного чувства долга перед Государством, ни того чувства личной ответственности, которое толкает упирающегося человека продолжать свой путь. Полицейская обязанность, которая была сильнейшим чувством англичан по отношению к беспорядку у соседей, в их случае заменялась инстинктивным побуждением по возможности тайно выступать на другой стороне. И вот, хотя с этими солдатами все было в порядке, у них был обильный рацион, хорошее здоровье, и среди них не было жертв, они находили, что не все в порядке с вселенной, и надеялись, что этот нежданный англичанин пришел, чтобы все поставить на место.
О прибытии Фейсала объявил Мавлюд эль Мухлюс, арабский фанатик из Техрита, который за безудержный национализм был дважды разжалован в турецкой армии и провел два года в ссылке секретарем ибн Рашида в Неджде. Он командовал турецкой кавалерией перед Шейбой и там был принят нами. Как только он услышал о восстании шерифа, то пришел к нему добровольцем и был первым офицером регулярных войск, присоединившимся к Фейсалу. Теперь он номинально был его адъютантом.
Он горько жаловался, что их плохо снабжают по всем статьям. Это главная причина их теперешнего трудного положения. Они получают от шерифа тридцать тысяч фунтов в месяц, но мало муки и риса, мало ячменя, мало винтовок, недостаточно боеприпасов, ни пулеметов, ни горных орудий, ни технической помощи, ни информации.
На этом я прервал Мавлюда и сказал, что именно для того я и приехал, чтобы узнать их нужды и доложить о них, но что я смогу работать с ними, только если мне объяснят общую ситуацию. Фейсал согласился и начал набрасывать мне картину истории их восстания с самого начала.
Первый бросок на Медину был отчаянным делом. Арабы были плохо вооружены, им не хватало боеприпасов, а турки имели большие силы, поскольку отделение Фахри только что прибыло, и войска, сопровождавшие фон Штоцингена в Йемен, были еще в городе. На высшей точке кризиса клан бени-али сломался; и арабы были выброшены за стены. Затем турки открыли по ним артиллерийский огонь; и арабы, непривычные к этому новому оружию, пришли в ужас. Племена аджейль и атейба укрылись в безопасное место и отказались двигаться снова. Фейсал и Али ибн эль Хуссейн напрасно разъезжали в открытую перед своими людьми, чтобы показать, что взрывающиеся снаряды не так смертельны, как кажется по их звукам. Моральное разложение углублялось.
Отряды клана бени-али приблизились к турецкому командованию с предложением сдаться, если их деревни пощадят. Фахри вступил с ними в игру, и, когда последовало затишье в военных действиях, окружил пригород Авали своими войсками; затем он внезапно приказал взять его штурмом и перебить все живое в его стенах. Сотни жителей были изнасилованы и зарезаны, дома сожжены, живых и мертвых вместе швыряли в пламя. Фахри и его люди служили вместе и изучили на северных армянах искусство как медленного, так и быстрого истребления.
Этот горький вкус турецкого способа ведения войны вызвал потрясение по всей Аравии, поскольку первым правилом арабской войны была неприкосновенность женщин; вторым — пощада жизни и чести детей, слишком юных, чтобы сражаться вместе с мужчинами; третьим — сохранение в целости имущества, которое нельзя было унести с собой. Арабы вместе с Фейсалом осознали, что войну против них ведут по другим правилам, и отступили за пределы досягаемости, чтобы выиграть время и перестроиться. Больше не стоял вопрос ни о какой покорности: разгром Авали открыл путь мести, кровь за кровь, и поставил их перед долгом сражаться до конца своих сил; но теперь было видно, что дело будет долгим, и что, имея только пушки, заряжаемые с дула, вряд ли можно ожидать победы.
И вот они отступили от равнин вокруг Медины в горы через дорогу Султани, близ Аара, Рахи и Бир Аббаса, где немного отдохнули, пока Али и Фейсал посылали гонца за гонцом в Рабег, на их морскую базу, узнать, когда ждать свежих припасов, денег и оружия. Восстание началось наудачу, по прямому приказу их отца, и старик, слишком независимый, чтобы полностью довериться своим сыновьям, не выработал с ними никаких договоренностей о его продолжении. Поэтому в ответ пришло только немного пищи. Позже было получено несколько японских винтовок, в большинстве сломанных. Те, что пока были целы, имели настолько скверные стволы, что самые ретивые из арабов взорвали их с первой же попытки. Денег не было послано вообще: вместо них Фейсал наполнил камнями внушительный сундук, держал его запертым и тщательно перевязанным, под охраной собственных рабов на каждом дневном марше, и каждую ночь старательно водворял его в свою палатку. Такими театральными эффектами братья пытались удержать свои тающие войска.