Семь столпов мудрости

Это происшествие задержало нас. Поэтому мы закатили нескончаемый прощальный пир среди роскоши лагеря и вышли вечером. Четыре часа мы шагали медленно; первый переход был всегда медленным — и люди, и верблюды с трудом приноравливались к новым приключениям. Поклажа соскальзывала, сбрую приходилось подтягивать, а седоков — менять. В дополнение к моим собственным верблюдам (старушке Газале, теперь беременной, и Риме, пятнистой верблюдице, принадлежавшей племени шерарат, которую племя сухур украло у руалла), и к верблюдам охраны, я посадил на верблюдов индийцев; одного одолжил Вуду (он был посредственным седоком и чуть ли не каждый день ездил на свежем животном) и одного — Торну, из добровольческой части Ллойда, который ездил в седле, как араб, и выглядел должным образом в головном платке и полосатом плаще поверх своего хаки. Сам Ллойд был на благородной Дерайе, которую дал ему взаймы Фейсал; прекрасное, быстроходное животное, но остриженное после чесотки и тощее.

Наш отряд рассеялся. Вуд остался позади, и мои люди, свежие и занятые сосредоточением индийцев в одном месте, потеряли связь с ним. И вот он остался один с Торном; они пропустили поворот на восток среди тьмы, заполнявшей глубь горловины Итма ночью, когда луна не стояла прямо над головой. Они вышли на главный путь к Гувейре и ехали часами; но наконец решили ждать дня в боковой долине. Оба были в этой местности впервые и не были уверены в арабах, поэтому дежурили по очереди. Мы догадались, что случилось, когда их не оказалось на полуночном привале, и перед рассветом Ахмед, Азиз и Абд эль Рахман вернулись назад с приказом прочесать три или четыре доступных дороги и привести пропавшую пару в Рамм.

Я остался с Ллойдом и основными силами в качестве проводника по извилистым уступам розового песчаника и зеленым от тамариска долинам в Рамм. Воздух и свет были так чудесны, что мы скитались, нисколько не думая о завтрашнем дне. И разве не было со мной Ллойда, чтобы можно было поговорить? Мир казался весьма хорош. Слабый дождь прошлого вечера перемешал землю и небо в этот облачный день. Цвета скал, деревьев и земли были такими чистыми, такими живыми, что мы хотели по-настоящему прикоснуться к ним, и тосковали из-за своей неспособности унести что-нибудь из этого с собой. Мы были переполнены покоем. Индийцы оказались плохими наездниками на верблюдах, в то время как Фаррадж и Дауд, оправдываясь новой формой седельной болезни, именуемой ими «юсуфовской», шли пешком милю за милей.

Мы наконец, вступили в Рамм, когда малиновый закат горел на его ступенчатых скалах и неровных лестницах, в огненном сиянии вдоль обрамленной стенами дороги. Вуд и Торн были уже там, в амфитеатре песчаника у источников. Вуд был болен и лежал там, где был мой старый лагерь. Абд эль Рахман настиг их до полуночи и убедил следовать за собой, с большим трудом, так как от их немногих египетских слов было мало толку по сравнению с его жеваным аридским диалектом ховейтатского наречия. Он срезал путь через холмы по трудной дороге, к их большому неудобству.

Вуд от голода, жары и беспокойства был зол до того, что отказался от местной стряпни, которую Абд эль Рахман предложил им на обед в палатке. Он начал думать, что никогда больше нас не увидит, и не был рад, когда мы оказались во власти трепета, которым Рамм наполнял всякого входившего, и не проявили глубокого сочувствия его страданиям. На самом деле мы просто посмотрели на него и сказали: «Да, да», и оставили его лежать там, пока бродили вокруг, перешептываясь о чудесах этого места. К счастью, Ахмед и Торн больше были озабочены пищей; и за ужином дружеские отношения были восстановлены.

На следующий день, когда мы садились в седло, появились Али и Абд эль Кадер. Ллойд и я еще раз позавтракали с ними, так как они ссорились, и необходимы были посторонние, чтобы держать их в рамках. Ллойд был из редкой породы путешественников, которые могут питаться чем угодно, с кем угодно и когда угодно. Затем мы шагом повели наш отряд в гигантскую долину, горы в которой уступали архитектурным строениям только тем, что не были спланированы.

По дну ее мы пересекли платформу Гаа, подгоняя наших верблюдов на ее бархатной поверхности, пока не нагнали главный отряд, расколов его нашим возбужденным галопом. Груз качался на верблюдах индийцев, как скобяные изделия, пока те не роняли свою ношу. Потом мы успокоились и потянулись вверх по вади Хафира, словно вырезанную мечом на плато. В начале ее лежала твердая тропа к высоте Батра; но сегодня нам не хватало сил на нее, и из лени, цепляясь за удобства, мы остановились, не укрывшись в долине. Мы зажгли огромные костры, весело горевшие в вечерней прохладе. Фаррадж, как обычно, по своему рецепту приготовил для меня рис. Ллойд, Вуд и Торн захватили с собой тушенку в банках и британские армейские галеты. Так что мы объединили наши ряды и попировали.