Читаем Семь столпов мудрости полностью

Ближайшие две тысячи солдат противника казались более соответствовавшими нашей численности. Мы должны были встретить их силами половины солдат нашей регулярной армии, с двумя орудиями Пизани. Талаль был в тревоге, потому что указанный нам маршрут турок проходил через его собственную деревню Тафас. Он уговорил нас быстро направиться туда и захватить кряж к югу от деревни. К сожалению, скорость была всего лишь относительным понятием, когда речь шла о сильно уставших людях. Я отправился со своим отрядом в Тафас, надеясь занять на подступах к нему скрытую позицию и отходить с боем до подхода остальных. На полпути нам встретились арабские всадники, гнавшие толпу раздетых пленных в направлении Шейх-Саада. Они безжалостно подгоняли пленных, на чьих спинах цвета слоновой кости были видны синие полосы от ударов. Я не стал вмешиваться, потому что это были турки из полицейского батальона Дераа, из-за жестокости которых крестьяне соседних деревень не раз обливались слезами и кровью.

Арабы сказали нам, что турецкий уланский полк под командованием Джемаль-паши уже входил в Тафас. Оказавшись на расстоянии прямой видимости, мы поняли, что турки взяли деревню (со стороны которой доносилась лишь случайная стрельба), и остановились на подходе к ней. Между домами кое-где виднелся слабый дым от костров. На склоне, поднимавшемся к обращенной к нам стороне деревни, в доходившем до колена чертополохе стояли уцелевшие старики, женщины и дети, рассказывавшие ужасные вещи о том, что произошло час назад, когда в деревню ворвались турки.

Мы лежа вели наблюдение и видели, как силы противника уходили из зоны сосредоточения за домами. Они в строгом порядке направились в сторону Мискина, с уланами впереди и в хвосте, компактными отрядами пехоты, колонной с фланговым охранением из пулеметчиков, с орудиями и большим количеством транспортных средств в центре. Мы открыли огонь по голове колонны, едва она показалась из-за домов.

Они развернули на нас два полевых орудия. Как обычно, шрапнель прошла над нашими головами, не причинив никакого вреда.

Подъехал Нури с Пизани. Впереди их отрядов ехали настороженный Ауда абу Тайи и Талаль, почти обезумевший от рассказов своих земляков о том, что с их деревней сделали турецкие солдаты. Теперь из нее выходили последние турки. Мы устремились за ними, чтобы облегчить переживания Талаля, а наша пехота, заняв позицию, начала сильный обстрел из пулеметов. Пизани выдвинул туда же полубатарею. Мощные французские снаряды вызвали замешательство в турецком арьергарде.

Деревня словно замерла под медленно поднимавшимися к небу кольцами дыма. Высокая трава была примята телами лежавших людей. Мы отводили от них глаза, понимая, что они были мертвы, но одна из маленьких фигур зашевелилась, как если бы хотела спрятаться от нас. Это была девочка трех или четырех лет, по ее грязному халату от плеча по боку расползалось красное пятно крови, сочившейся из большой рваной раны, возможно от удара пикой точно в место соединения шеи с туловищем.

Девочка сделала несколько шагов, потом остановилась и крикнула нам на удивление сильным голосом: «Не бей меня, Баба!» Задохнувшийся Абдель Азиз – это была его деревня, и девочка могла быть из его семьи – спрыгнул с верблюда и упал на колени рядом с ребенком. Его резкие движения напугали девочку, она протянула вверх руки и попыталась закричать, но вместо этого упала на землю, кровь хлынула на ее одежду с новой силой, и она тут же умерла.

Мы проехали к деревне мимо других мужских и женских тел и мимо еще четырех мертвых детей, казавшихся очень грязными под лучами яркого солнца. По околице тянулись темные низкие стены, загоны для овец, и на одном из заборов виднелось что-то красно-белое. Я присмотрелся и понял, что это было тело женщины, брошенное на забор головой вниз, проколотое штыком, рукоятка которого отвратительно торчала из промежности между ее голыми ногами. Она была беременна. Рядом лежали другие, может быть, человек двадцать, убитые разными способами людьми без сердца, с извращенной душой.

Люди из племени зааги разразились диким хохотом. «Лучше бы вы притащили мне как можно больше мертвых турок», – проговорил я, и мы устремились за исчезавшим в дымке противником, по пути расстреливая отставших от своей колонны турецких солдат, взывавших с обочины дороги о пощаде. Один раненый турок, наполовину голый и, видно, неспособный держаться на ногах, сидя, плакал, протягивая к нам руки. Абдулла отвернул в сторону морду своего верблюда, но бедуины зааги с проклятиями преградили ему дорогу и влепили в голую грудь турка три пули из своего автоматического оружия. Кровь из раны с каждой секундой все медленнее вытекала толчками в такт ударам его сердца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии