Семь столпов мудрости

Наши недавние противники направились в Баир, чтобы сообщить о нашем прибытии. Вождь их клана Мифлех решил, что лучше будет сгладить плохой прием публичной демонстрацией дружбы, послав нам навстречу с приветствиями всех мужчин и лошадей с громкими криками, джигитовкой, курбетами, сопровождавшимися стрельбой и радостными возгласами. Они без конца кружили вокруг нас, стуча подковами по камням и демонстрируя искусство верховой езды; не обращая ни малейшего внимания на нашу сдержанность, врывались в наши ряды и вылетали из них, непрерывно стреляя при этом из винтовок вблизи наших верблюдов. Кругом поднялись густые клубы меловой пыли, от которой голоса людей стали похожими на карканье ворон.

Этот парад понемногу завершался, когда брату Абдель Кадера подумалось, что всегда неплохо составить о себе впечатление, пусть даже не очень хорошее, и он решил утвердить свои достоинства. Люди кричали Али ибн эль-Хусейну: «Аллах, даруй победу нашему шерифу» – и, вздыбив лошадей перед самым моим носом, восклицали: «Добро пожаловать, Ауранс, предвестник сражения». И он взгромоздился на свою кобылу, уселся в высоком муришском седле и в сопровождении вытянувшихся за ним цепочкой семерых алжирских слуг принялся с гортанными выкриками «хоп, хоп» поднимать лошадь на дыбы и выделывать курбеты, медленно двигаясь виражами и непрерывно стреляя в воздух из пистолета.

Удивленные этим представлением бедуины молча следили за ним с открытыми ртами, пока к нам не подошел Мифлех и не проговорил вкрадчиво-льстивым голосом: «Господа, прошу вас, остановите своего слугу, поскольку он не умеет ни стрелять, ни сидеть в седле и если кого-нибудь подстрелит, это испортит нам сегодняшний праздник». Мифлех заметил, что не припомнит фамильного прецедента, которым можно было бы оправдать такое поведение. Брату Абдель Кадера принадлежали три, можно сказать, мировых рекорда в трех подряд фатальных происшествиях с автоматическими пистолетами в компании его дамасских друзей. Али Реза-паша, главный местный гладиатор, сказал: «На свете есть три совершенно невозможные вещи: первая – чтобы Турция выиграла эту войну, вторая – чтобы вода в Средиземном море превратилась в шампанское и третья – чтобы я стоял рядом с Мухаммедом Саидом, когда он взводит курок».

Мы развьючили верблюдов у развалин. Стоявшие далеко за нами черные палатки племени бени сахр были похожи на стадо коз, разбредшихся по долине. Посыльный пригласил нас в палатку Мифлеха. Но первым, однако, провел расследование Али. По просьбе бени сахр Фейсал прислал бригаду каменщиков и проходчиков артезианских скважин из племени биаша для приведения в порядок взорванного колодца, того самого, из которого мы с Насиром взяли гелигнит по пути к Акабе. Бригада была в Баире уже несколько месяцев, но сообщали, что до конца работы еще далеко. Фейсал поручил нам выяснить причины столь дорого стоившей задержки. Али обнаружил, что люди племени биаша жили в свое удовольствие, заставляя арабов снабжать их мясом и мукой. Они увиливали от прямого ответа, но все было тщетно, потому что шериф обладал натренированным судейским инстинктом.

Мифлех в это время готовил в нашу честь большой ужин. Мои люди возбужденно шептались о том, что видели, как за его палаткой, на холме, высившемся над могилами, резали овцу.

Все блюда праздничных трапез ховейтатов обильно сдабривались маслом. Люди племени бени сахр им просто заливались. Вся наша одежда была забрызгана, губы не просыхали, кончики пальцев были ошпарены. После того как острота голода прошла, руки стали погружаться в еду медленнее, но ее все еще оставалось очень много, когда Абдель Кадер внезапно поднялся на ноги, вытер руки носовым платком и уселся на ковры под стенкой палатки. Мы поколебались, но Али пробормотал: «Феллах!» – и работа челюстями продолжалась, пока каждый не наелся до отвала, а самые бережливые из нас принялись слизывать густой жир с ошпаренных пальцев. Али прочистил глотку, и мы вернулись к своим коврам. Потом вокруг мисок с едой собралась вторая смена едоков, за ней третья. Какая-то маленькая девочка, лет пяти или шести, в грязной одежде, с серьезным видом обеими руками запихивала себе в рот остатки из каждой миски, от первой до последней, и в конце концов с раздутым животом и лоснящимся от масла личиком молча вышла, победно прижимая к груди огромное ребро.

Перед палаткой собаки с громким хрустом расправлялись с брошенными им костями, а раб Мифлеха разламывал овечий череп и высасывал оттуда мозг. Тем временем Абдель Кадер, сплевывая и рыгая, ковырялся в зубах. Наконец он послал одного из слуг за аптечкой и налил себе какого-то снадобья, бормоча, что жесткое мясо вредно для его пищеварения. Его собственные крестьяне, несомненно, могли его побаиваться, но люди племени зебн жили слишком близко к пустыне, чтобы их можно было мерить крестьянской меркой. Кроме того, в этот день у них перед глазами был другой, противоположный пример шерифа Али ибн эль-Хусейна, прирожденного повелителя пустыни.